И грянул град - Лориана Рава

-- Я тоже на это надеюсь, но на всякий случай... сбереги моего помощника, если англичане про тот наш проект узнают, то... это тоже нежелательно. Тогда мне твои опасения казались преувеличенными, но теперь... теперь я понял, насколько ты прав.

-- Хорошо, я сделаю все, что в моих силах, -- ответил Инти и обнял друга на прощание. Было страшно вспоминать, как около двух месяцев назад он так же прощался с Саири...

Народу на площади было не очень много, и потому можно было увидеть ряд пленниц, стоявший на продажу. На ноге каждой из пленниц был ножной браслет с верёвкой, которая привязывалась к длинному канату. Охраняло их всего пара человек, судя по виду, воинов-каньяри. Сам торг ещё не начался, для этого должны были прибыть высокопоставленные англичане, но потенциальные покупатели имели возможность подойти и рассмотреть товар поближе.

Инти нужно было подойти и поговорить с пленницами, но те могли узнать его в лицо и невольно выдать. Может, лучше послать Коралла? Хотя ему они не будут доверять, потому что не знают... Итак, первая в ряду Лань, кормит грудью малышку. Её старшие сыновья держатся за юбки его дочерей, Матери-Земли и Основы Законов, далее дочери Асеро, Мальва, Ромашка и Фиалка, замыкает цепь Звезда с Тучкой. Понятно, на что делают ставку: женщины, даже представься им возможность убежать, своих малолетних детей и племянниц не бросят, а с детьми не убежишь далеко.

Кроме того, несмотря на расстояние, Инти видел, как изменился взгляд у женщин. Такие глаза он видел много где, но никак не ожидал увидеть дома, на родной земле. Инти знал, что обращённых в рабство женщин непременно подвергают надругательству, чтобы подавить их волю. А после того, как это страшное уже случилось, и потерянной чести уже не вернуть, куда меньше шансов, что женщины решатся на отчаянный риск. А если они совсем обезволены и раздавлены навалившейся на них бедой?

В этот момент какой-то английский хлыщ подошёл к Лани и потянул руки к её налитой молоком груди, но получил в ответ звонкую оплеуху.

-- Ты что, рабыня, оборзела? -- спросил он.

-- Сам оборзел. Или ты младенец, если тебя интересует грудное молоко?

В толпе раздался хохот, а англичанин не нашёл, что ответить.

-- Раздумал покупать? -- насмешливо спросил охранник.

-- А ты что язык распускаешь? -- ответил тот. -- Если тебе этих жаль, то чего их охраняешь?

-- Я ввязался в это дело, потому что ненавидел инков, причинивших столько зла моему народу. Но ненавидеть этих женщин и детей... это довольно глупо. Эти несчастные уже стали вдовами и сиротами, над ними уже надругались. Ведь это нелепо -- ненавидеть уже растоптанного и униженного!

-- Ну, так отпусти их, если ты такой добрый!

-- Отпустил бы, будь моя воля, но приказ есть приказ. Да и куда они пойдут одни?

-- Да уж найдём куда, -- заметила Лань.

-- Ну, покончишь ты с собой, и так будет лучше? -- сказал каньяри. -- Мне не тебя, так твоё дитё жалко.

-- Раньше бы на жалел. Вы, ведь, каньяри, не считали захват рабов чем-то дурным?

-- Не считали. Мне рассказывали, что наши предки и сами много работали, и к рабам неплохо относились. А как вспомнишь ваши крики и тела в крови, так блевать хочется.

-- А ты так и не понял, что раньше то же самое было, только потом тебе это описали красиво?

-- Может, ты и права. Но ведь почти везде имеют рабов и не видят в этом ничего плохого. Что же, большинство людей нравственные уроды? Если им держать рабов нравится!

-- Большинство людей никогда никто и не спрашивает, что им нравится! -- бросила Лань.

Воин отвернулся, поняв, что проигрывает спор женщине.

В этот момент Инти решился подойти. Торговец из Чимора сам по себе не должен был вызвать подозрений, а в лицо его юноша не узнает.

Лань узнала его сразу.

Она сказала по-испански так тихо, чтобы Инти слышал:

-- Я убила его. Отравила. А он хотел дать яду мне, чтобы избавить от этого, -- и она указала на верёвку.

-- Не могу упрекнуть тебя в этом, -- также тихо по-испански ответил Инти, -- я знаю, от какого кошмара ты его избавила. Я не считаю тебя виновной передо мной. Не ты убийца, а они. А тебя я хочу освободить.

-- Но как?

-- Сейчас я залезу на возвышение и стану толкать речь. А в это время подойдут мои люди, передадут лезвия, и вы перережете верёвки, а дальше к бегите с детьми к ткацкой мастерской. Ну а дальше на подъёмнике. И только не вздумай ничего с собой делать, ты мне нужна живая.

-- Я обещаю, что ничего с собой не сделаю, так как нужна малышке.

После чего Инти, минуту посовещавшись с Кораллом и Орехом и послав их с ножиками к невольницам, встал в то место, откуда раньше во время народных собраний перед дворцом нередко говорили речи люди, выступавшие гласом народа, и начал речь:

-- Братья и сёстры мои, вы оглянись вокруг, в каком кошмаре вы оказались. Когда народ собрался на площади перед дворцом, и стал требовать от Государя выйти, прочитав про него мерзкую клевету в газете, разве мог ли кто-нибудь предположить, что во дворце будет устроен бордель, а девушек, женщин и даже маленьких детей продают ныне с молотка! Могло ли такое при инках присниться даже в дурном сне? Так почему же вы терпите это, братья? Неужели узурпаторы сумели облапошить вас красивыми словами про свободу и республику? Но что стоит свобода, если рядом рабовладение? Или вы думаете, что раз это дочери и жёны инков, то вас, простых людей, это не коснётся? Ещё как коснётся. Завтра на их месте окажетесь вы и ваши дети, если вы сегодня же не прекратите это безобразие.

Люди смотрели на Инти с тревогой и опасением. Видно, до того никто не решался говорить так смело. В толпе кто-то шепнул соседу: "Он чиморец, ему можно! Убежит, а мы тут расхлёбывай". Какой-то нагловатого вида тип крикнул: "Зато у нас теперь республика, а не тирания!"

-- Республика? -- иронически усмехнулся Инти. -- А что такое республика? Это ведь выборная власть, не так ли? Но ведь власть инков как раз и была выборной, а этих никто