Утопия-модерн. Облик грядущего - Герберт Уэллс

кругов ко второму или третьему десятилетию ХХ века. По мере своего развития Современное государство проникалось неодобрением ко всякого рода эмоциональным привязанностям, которые мешали общему делу, попусту растрачивали время и энергию. В них было слишком много интриги, и они подрывали дисциплину, снижали в массах уровень лояльности. Даже христианство на самых воинственных стадиях не настраивалось настолько решительно против рассеивания энергии именно в этом направлении. Новый сексуальный пуританизм отличался от старого терпимостью к контролю за рождаемостью, пренебрежением к формальному браку и определенным милосердием к первым эксцессам молодости, но он с еще большей энергией настаивал на общественной порядочности и желательности сексуального глубокомыслия, а также длительных половых связей и полной верности между любовниками. В результате мир стал гораздо более моногамным, благопристойным и порядочным. Пожалуй, настолько, как никогда прежде.

Сегодня многие критики склонны считать репрессии того времени чрезмерными. Мы находимся в другом временном отрезке. Воинствующая эпоха ушла в прошлое. Существует мнение, согласно которому в те годы строжайшей дисциплины под морозной поверхностью моральных установок скрывалось огромное количество тайных пороков и ментальных искажений, и что бесспорная суровость и упрямство Второго совета стали прямым следствием его негибкого пуританизма. Второй совет, не стесняясь, называют сборищем садомазохистов. Но это ни в коем случае не единодушное мнение. В наше время достаточно сложно со стопроцентной объективностью оценить, насколько были распространены подавленные желания и мотивы, скрывавшиеся под упорядоченной и здоровой деятельностью созидательного времени. Это самая сложная психологическая проблема – подвергнуть качественному и количественному анализу как сексуальное влечение само по себе, так и стремление его в разумных пределах обуздать.

Наши исследователи денно и нощно корпят над литературой, биографиями, дневниками, живописью, полицейскими отчетами, пытаясь восстановить исчезнувшие психические состояния ушедших поколений. Кажется, в этой сфере присутствует какой-то ритм. Сопоставим два контраста: один – между сегодняшним днем и условиями семидесятилетней давности, а второй – между общественной жизнью в Англии в 1855 и 1925 годах. Там также образовался период крайней сдержанности и приличия, позднее уступивший место периоду удивительной свободы. Мы можем проследить каждый из них, поскольку все они подробнейшим образом задокументированы. Нет оснований полагать, что предыдущий период заключал в себе сильное напряжение и страдания. Отсутствие яркого возбуждения приводило к упорядоченному течению сексуальной жизни. Это не коснулось политики и деловой активности, но зато проявилось в пьесах и романах, подобно тихому домашнему животному, о котором не принято слишком много говорить. Оно выходило из комнаты всякий раз, когда это необходимо. К 1920 году Англия оказалась готова к тому, чтобы стать исключительно возбужденной в сексуальном плане. Новым веянием заразилась молодежь. По мере того, как серьезность экономических и политических проблем возрастала, а структурная неустойчивость мира становилась все более очевидной, сексуальные увлечения, похоже, стали своего рода убежищем от умственного напряжения, которого требовала борьба. Тем самым люди отвлекали себя от огромных требований ситуации, поднимая большой шум по поводу любых обострений и отклонений в личной жизни. Среди самой продвинутой молодежи велась настоящая пропаганда наркотиков и гомосексуализма. Будучи крайне отзывчивой к пристрастиям аудитории, литература вдруг встала с ног на голову и беззастенчиво продемонстрировала свои интимные места. Это в изобилии породило как высокопарную, так и шутливую порнографию, причем часто с элементами садистского подстрекательства. Ресексуализировалась религиозность, и в речи с богатой эффектностью стали использоваться непристойные слова. Сегодня все это доступно для тех, кто хочет более тщательно изучить вопрос. Читатель не найдет это чтиво ни шокирующим, ни отвратительным, ни захватывающим, ни интересным. Скорее, комично претенциозным и прискорбно глупым.

Неудивительно, что, героически борясь с огромными социальными потрясениями и пытаясь наладить реконструкцию общества, Современное государство с откровенной антипатией отнеслось к эстетическим и сексуальным занятиям подобного рода. Скольких подающих надежды молодых людей оно потеряло из-за этой моральной заразы! Надо сказать, что Братство с самого начала склонялось к пуританским взглядам. Но в первое время они были, скорее, ненавязчивыми, а после романтических провалов Первого Мирового совета стали угнетать.

Этот прецедент морального разложения проявился в начале ХХ века. Спустя сто двадцать лет к проблеме обратился Образовательный Контроль. Началось интенсивное регулирование частной морали и подавление стимуляции. Но развращенный мир эти усилия смог оценить по достоинству далеко не сразу. Грубая сексуальность являлась естественным следствием постоянного разочарования. Повсюду перед лицом слишком серьезных проблем, с которыми невозможно справиться, богатые и бедные одинаково оказывались незащищенными, бесполезными и незанятыми. Неизбежно возрастало плохое самочувствие. Наркотики, алкоголь и секс были в достаточной степени доступны, чтобы и возбудить, и успокоить расстроенные нервы. Молодежь, которая не могла продать свои мозги или труд, находила иной рынок сбыта. В каждом, без исключения, ядре несправедливо приобретенного богатства или деморализованной власти процветали проституция и паразитизм. А что еще оставалось делать в этом уродливом, несчастном и опасном мире? Но в 2040 году мир оживился и выздоровел.

В данном исследовании у нас нет возможности подробно останавливаться на общем обзоре снятия запретов. Скажем лишь, что со стороны власти оно шло с затруднениями и весьма неохотно. Теперь мы можем ходить голышом, любить, как нам нравится, есть, пить и развлекаться, как нам заблагорассудится, при условии, разумеется, надлежащего уважения к несформированным умам. И еще, конечно же, нам вменяется в обязанность следить, чтобы наша деятельность никому не причиняла вреда. Когда установилась Пуританская тирания, ее руководители сразу почувствовали, что посадили в тюрьму тигра, который в противном случае поглотил бы все богатство и безопасность, какие удалось достичь. В самом деле, очень неохотно, постепенно и после бесконечных споров запреты ослаблялись. Выйдя из клетки, тигр бушевать не стал. Люди правильно питались и не скатывались в чревоугодие, выстроили правильные интересы и не предавались безудержному сексу. Вместо тигра появилась кошечка-душка, безобидная, тихая, не доставляющая неприятностей. Более того, она полностью отказалась от того, чтобы быть хоть сколько-нибудь заметной.

Человечество менялось. Не произошло ни угрожающей вспышки порнографии, ни извращений, ни даже просто подскока сексуального возбуждения. Любой, кто изучит художественную литературу и драму последних пятидесяти лет и сравнит ее с аналогичной литературой Старого Света, поймет, что сегодня существует гораздо больше личной любви и гораздо больше счастливых любовников, чем когда-либо прежде. Плотская любовь демонстрирует верность, обогащает общение и скрепляет дружбу. Никогда раньше не было ничего прямее и прекраснее. Ревность еще встречается, но редко – злая. Встречается и желание, но редко – порочное. Прогресс означал упрощение. Что нас больше всего поражает, когда мы читаем о душах двухвековой давности? Они гротескно путаны, измучены и отвратительны. С желаниями нередко смешивались корысть и ненависть. Ложе осквернялось похотью. Наши предки спаривались нечестно и неискренне.

Воинствующий период завершался освобождением от жестокой сексуальной морали, но в другой области расслабления не последовало. Новый порядок не потерпит никакого вмешательства в объединяющую всех нас систему денежной собственности. Наша полиция не только постоянно предупреждает о намечающихся планах грабежей или мошенничества, как это понимал Старый Свет, но и пресекает многие прибыльные практики, которые прежде могли бы показаться вполне допустимыми или даже вовсе заслуживающими восхищения. И, судя по всему, любые попытки нажиться самостоятельно будут незамедлительно и жестко караться всегда и повсеместно. Азартные игры – этот подлейший способ извлекать заработок из чужих карманов – наказываются в той же степени, что и подделка финансовых документов. Вся та спекулятивная деятельность, какая, казалось, являлась самой структурой социального порядка XIX века, сегодня вообще не смеет реализовываться ни под какой личиной. Деньги – это только чек на личные нужды или вручение подарка. Не должно быть никакого злоупотребления деньгами, чтобы получить преимущество одного человека над другим, даже при условии попустительства со стороны того другого. В этом отношении мы очень сильно связаны друг с другом. И мы больше не допустим этого проявления общественного каннибализма. Благодаря нашим гигантским усилиям, свобода увеличивается с каждым днем.

Мы обнаружили, что при правильном воспитании ума и тела, а также строгой и точной защите собственности и денег от бесчестных побуждений каждому человеку можно предоставить такую свободу передвижения и общего поведения, какая показалась бы невероятной воинствующим социалистам начала прошлого века. Но именно благодаря суровому и тщательному очищению человеческой жизни мы