Поделись своей правдой - Алексей Евгеньевич Аберемко

Когда мы подлетели поближе, я рассмотрел, что каждая из имеет признак цивилизации. Входы имели арки или двери, некоторые застеклены. На приступках скал, то здесь, то там были видны люди. Кто-то копошился в палисаднике, кто-то просто развалился в шезлонге.

– Один из самых престижных районов Москвы, – сказала моя спутница, – для тех, кому уже ничего не нужно доказывать.

Сразу за ущельем оказалась та самая площадка коптеров, с которой мы стартовали. Странно, особо не поворачивали, а пролетели по кругу.

– Десять минут! – отрапортовала пилот.

Я поблагодарил и стал спускаться в сторону города. Обратный путь показался короче и вывел не на Красную площадь, а на широкий проспект. Наверное, свернул не туда. Я пошёл по пешеходной зоне между двух широченных проезжих частей. Кроны, нависающие над пешеходной зоной, защищали от лучей солнца. По сторонам расставлены удобные на вид скамейка. Вот только людей мне не встретилось. Никто не обгонял, никто не шёл навстречу. Не шуршали по дорогам машины, не жужжали в воздухе коптеры. А ещё говорят, что мегаполисы перенаселены.

Я перешёл через дорогу и пошёл вдоль одинаковых с виду пятиэтажных домов, по виду, построенных не меньше века назад.

Скоро стало скучно. Попытался войти в дверь ближайшего подъезда. Закрыто. Несколько следующих попыток повторили результат, вернее, его отсутствие. Так я училище не найду. И спросить не у кого.

Решил свернуть. Прошёл между домами. К моему удивлению, с тыльной стороны дома не оказалось двора. Я стазу вышел на другую улицу.

Буйство красок в водовороте людского потока ударило в глаза. Туда-сюда, вдоль и поперёк улицы, двигалось много ярко одетых москвичей. Некоторые подключались к магнитному полю тротуара и ехали, читая на ходу, кто с экрана, а кто и настоящие бумажные книги. Скользили аэроборды, лавировали скейткроссеры. Я запутался в обилии видов личного ноготранспорта. Сидя, стоя, на одном колесе, двух, трёх и так до бесконечности, вообще без колёс. Одна девушка лёжа управляла чем-то, напоминающим гладильную доску.

А наряды? Казалось, в одежде жители столицы попытались выбрать всю палитру цветов каталога, из которого мы с отцом выбираем краску для отделочных работ. То, что было надето на людях, я вообще бы не назвал одеждой. Показалось, что я ворвался в середину карнавального шествия. Перья, банты, цветы, объёмные геометрические фигуры соседствовали с обтягивающим латексом и разрезами в самых неподходящих местах то же и с аксессуарами: пояса и портупеи, сумки самых невообразимых форм, рваные тряпки, обмотанные вокруг тела, чалмы и фески на головах. Я подумал, что нужно было почаще заглядывать в блоги про столичную жизнь. Не выглядел бы сейчас ошарашенной деревеньщиной. Аглая говорила, что сейчас мода переживает новый ренессанс, но я не вникал, что это такое.

Из ступора меня вывело ощущение, что на меня смотрят. Точно! Несколько человек остановились и разглядывают меня с ног до головы. На айлайфах горели красные огоньки. Не просто смотрят – снимают. А высокий накачанный парень с розовой бородой ещё и бормочет что-то под нос. Комментирует. А девушка с абстрактной анимацией, перетекающей по лысой голове заговорила со мной:

– Вы пропагандируете новый стайл? Это что, грандж, треш или протест против чего-то. Эксплэйте моим подписчикам.

– Что? – не понял я.

Девушка провела открытой ладонью вдоль всего моего роста. Я осмотрел себя. Вроде бы нигде не испачкался. Нормальное худи с логотипом Клибринского Зубра, за которого я играл в лапту. Кеды тоже почти новые. И штаны не социальные. Что не так? Я застеснялся:

– Не нужно на меня пялиться!

Бородатый мужик в розовом платье уточнил:

– Ты не даёшь согласие? У тебя же просмотры упадут!

– Не даю.

Огоньки айлайфов синхронно потухли. Девушка с мультяшной головой презрительно бросила:

– Обычный гарбадж. Его всё равно забанят.

Она повернулась на роликовых босоножках, но я успел ухватить за рукав. Лысая испугано отдёрнкла руку:

– Ты нарушаешь личные границы!

– Извини! Не подскажешь, как до Джульярдской школы добраться?

– Ты что, прикалываешься? Она у тебя за спиной!

Я обернулся. Через улицу раскинулась Театральная площадь и здание Большого, которое ни с чем не спутаешь. Я только хотел возмутиться, что незнакомка перепутала, как обратил внимание на то, что нельзя было не заметить, но я умудрился. В тротуар врос… корабль! Линкор или крейсер. Если это и училище, то какое-то странное. Ещё на круизный лайнер похоже, на каких самые известные люди по океанам путешествуют. Нос острый на подпорках, будто в улицу, как в волну врезается. Одна стена, как борт сверкала иллюминаторами окон. Другая была сплошь стеклянной.

Справа что-то мелькнуло. В воздухе появилась гигантская рекламная голограмма гонок Аэро Рейсинга. Сначала раскрашенные летающие болиды, потом гонщики в ярких комбинезонах. Я невольно улыбнулся, узнал одного… одну. Латона! Выставил палец в сторону кнопки «подписаться»: посмотрю потом.

Подошёл к странному зданию. Тут меня ждал облом. Много дверей. Люди входят и выходят, а я в какую не сунусь – закрыто. Ну ладно! Безвыходных положений не бывает. Безвходных тоже. Я со двора подошёл. Там дверь железная. Скрипучая, но открылась. Коридоры тёмные, длинные, и никого. Вроде бы нигде ни одной лампочки, сумрачно, но всё видно. На полу красная потёртая ковровая дорожка поверх жёлтого линолеума. Стены покрашены в серый цвет. Не все, только в рост человека. Дальше – белёные. А вот потолка не разглядеть. Вдруг слышу, стук. Такой звонкий. Завернул за угол. Свет из полуоткрытой двери в конце коридора. На двери бумажка висит: «Приёмная комиссия». Зашёл. В пустой комнате без окон сидит женщина в очках. Какая-то неопределённая.

– В смысле?

– Ну, навроде тёти Клавы нашей. Если бы не дуля на голове и сиськи, вообще непонятно, женщина ли. Ещё бородавка волосатая на носу. Печатает на машинке, а листочков в ней и нет! Подняла голову: «Давайте документы!» А у меня как раз конверт с собой. Я по почте хотел отправить, Аглая просила, а тут в Москве оказался. Женщина конверт в ящик стола кинула и опять печатать.

– Конверт? По почте?

– Ну да. Это в Клибриге всё через Систему грузится. А в Москве кидаешь бумажный конверт в щель на стене дома, и он моментально оказывается у адресата.

– Что значит – бумажный? У тебя в городе бумагой пользуются?

– Ты не понял. Документы я согнал на карту. А она в Москве в конверт превратилась.

– И ты не удивился, что вещи сами превращаются?

– Чему удивился? Я просто знал, что так и нужно. Паста вон в принтерах тоже в любую вещь превращается. А хочешь – в еду. Многие даже вкус чувствуют.

– А ты?

– Я из принтера