Тренировочный День 5 - Виталий Хонихоев

— Погоди. Давай пятерку. — тут же меняет свой тон Женечка: — я после двадцатого верну, честно. Слушай, Вить, а у тебя есть чё, а? Трубы горят, а с деньгами ночью я даже одеколона не достану, а этот жид из пятой квартиры — он же втридорога возьмет за свое пойло. Мне и правда не деньги нужны… а у мужиков сейчас все сухо. — он кивает в сторону шахматного стола.

— Нету у меня ничего. — врет Виктор. У него в рюкзаке есть бутылка коллекционного «Арарата», подарок и приз от заведующего лагерем, но распивать такую драгоценность во дворе с местными алкашами он не собирается. Шибко жирно будет, и так он пятерку готов Женьке занять, пусть радуется. Где именно по вечеру он собирается свой нектар добывать, его, Виктора — не касается.

— Жаль. — сникает Женечка: — ладно. Давай пятерку, глядишь найду чего. А насчет девушки — соболезную. Сии нимфы нашего брата от пьянства честного только отвлекают своими прелестями. Вон Гоги Барамович на что видный мужчина и выпить любит, да только бутылку раскупорит как его жена зовет домой.

— Ну так Наташка — ого! — отвечает Виктор, доставая из бумажника смятую сиреневую купюру в пять рублей с надписью «Государственный казначейский билет СССР» и изображением Спасской башни Кремля: — она шутить не любит, коня на скаку остановит и дальше, как у классика. Лучше с ней не шутить, понимаешь. Ладно, держи пятерку, только с возвратом, смотри у меня… — он передает мятую пятерку в дрожащие руки Женечки, отчетливо понимая, что тот никогда не вернет эти деньги. Финансовые потоки проходили через руки дворового бича только в одну сторону, итальянского изобретения в дебет-кредит Женечка не понимал, считая его ересью и о своих долгах благополучно забывал примерно за месяц-другой. Однако следует отдать ему должное, в течении этого срока не беспокоил, хватало совести помнить, что занимал у человека и не отдал. После же память дворового бывшего интеллигентного человека и деклассированного элемента Женечки обнулялась, стирая долги как надпись мелом на школьной доске, раз и все, tabularasa, начинаем все снова.

— Счастливый ты человек. — не выдерживает Виктор, вскидывая свой рюкзак на плечо: — выпил и все. Некоторым людям так мало нужно для счастья.

— Не слушал ты меня, Витенька. — прячет купюру в карман брюк бич Женечка и вздыхает: — ну и напьюсь я сегодня как свинья, и что? Лишь немного это уменьшит мою боль душевную.

— Отчего это у тебя боль душеная? — вскидывает бровь Виктор, эта беседа начинает его занимать. Надо отдать должное дворовому алкоголику, собеседником он был отличным, идеальный собутыльник, на любую тему мог разговор поддержать. Богатый жизненный опыт и особый взгляд на мир, плюс своя особая манера общения — помогали ему «приседать на хвост» любой компании, которая рискнула бы откупорить бутылку любого напитка с градусом во дворе.

— Я же говорю — экзистенциальный ужас бытия. — серьезно отвечает Женечка: — у людей живущих в простоте своей и не поднимающих лица к небу, как свиньи, не замечающих ничего кроме своего желудка и похоти, желания купить болгарскую стенку и чешский хрусталь, да дачный участок с зеленым «Москвичом» — у них вопросов нет. А у меня есть. Я же знаю, что бог — умер. Только в отличии от Заратустры знаю, что сверхчеловек невозможен, потому как человек по натуре своей животной свинья, а разум его и душа тянут к небу, да только свиного в нем больше. Дарвин не знал, что не только эволюция есть, но и деэволюция, деградация. Человек прошлого был умнее, сильнее и величественней чем мы, Вить. Посмотри на атлетов древней Спарты и Греции, взгляни на остатки руин Римской Империи, поразись мысли Марка Аврелия и Платона, обмельчали людишки, обмельчали…

— Так ты бы не бухал, а книгу написал, как Марк Антоний. И жил бы так же. Согласно учению стоицизма. — советует ему Виктор: — если тебя что не устраивает в окружающей реальности — иди и меняй.

— Наивный ты молодой человек. — прищуривается Женечка: — впрочем, кто я такой, чтобы советовать. Каждому свое, а я, пожалуй, откланяюсь, потому как трубы горят. Еще раз благодарствую за пятерку, выручил, Вить. От души и сердца. Никогда не забуду.

— Угу. — кивает Виктор: — посмотрим. Бывай. — он заходит в темный подъезд, в котором почему-то всегда перегорали лампочки. Уж сколько раз покупали новую и вкручивали, чай электроэнергия государственная, народная, а значит бесплатная, чего ее экономить, пусть горит, освещает. Однако перегорали лампочки буквально через сутки, даже какая-то красная лампа, особо устойчивая, принесенная инженером Наколотовым с работы — и та перегорела, правда продержалась почти неделю, но все равно перегорела.

Коридор коммунальной квартиры встретил его привычными ароматами — детских пеленок, которые сушились на веревках прямо в коридоре, варенной капусты и запахом хлорки из туалета и умывальной комнаты. Зайдя в свою комнату Виктор нисколько, не удивился, увидев, что на его кровати спит Марина, не как в прошлый раз, вся в одежде, а по-хозяйски, переодевшись в ночнушку и разметав волосы по подушке. Оглянувшись, он, однако, не нашел никаких следов гулянки, из чего сделал далеко идущие выводы. Например, о том, что Светка с Батором снова помирились организмами, а то и прямо сейчас мирятся. После всего, что выпало на его долю в лагере, Виктору на секунду стало жалко Батора, как говорится — не было у бабы печали, завела себе баба порося.

А еще он подумал о том, что вылазка девушек в субботу не увенчалась успехом и найти парня для Марины не получилось. Скорее всего это потому, что Батор с ними увязался, Светку ревнуя и всех вокруг отпугивая. Парни, как и девушки на танцульки в одиночку не ходят, минимум парочками, а то и побольше компанию собирают при этом как раз девушки могут парочками ходить, а парни — группами. Хотя… вон Лилька и одна может ходить и ей ничего.

Он почесал затылок, оглядываясь, заметил, что матрац, одеяло с подушкой и постельное белье было сложено аккуратной стопкой на столе. При этом в его комнате было чисто. Слишком чисто как для него, да и белье выстирано и выглажено. Все окончательно стало на свои места, Марина решила по-своему отблагодарить его, ну или же не могла спать в