Ненормальный практик 3 - Отшельник Извращённый

— Итого, — подытожил Анисимов, — из пятидесяти одного новобранца, осталось шестнадцать. Треть состава.

Стою в строю, сохраняя невозмутимую физиономию, но внутренне анализировал ситуацию. Семьдесят процентов потерь за один бой? Даже для штрафного батальона много. Если такое происходит регулярно, неудивительно, что им постоянно требуется пополнение. Живая сила здесь расходуется, как папиросы. По сути, расходный материал.

Но правила войны неизменны. Есть потери — нет, а нормальное функционирование лагеря должно продолжаться. Армия — механизм, что работает, пока в нём осталась хоть одна шестерёнка.

— Раненые, в лазарет до полного выздоровления, — скомандовал Анисимов. — Остальные — к повседневным задачам. Жизнь продолжается.

Никто не возразил. Никаких соболезнований по погибшим. Никаких пламенных речей о мести. Ничего, что можно увидеть в пропагандистских листовках или услышать от высокопоставленных офицеров, никогда «не нюхавших пороха». Настоящая война — рутина. Кровавая, беспощадная, выжигающая.

— Сегодня на повестке дня обычные задачи, — продолжил сержант Анисимов. — Дрова, ячий кизяк, вода, ремонт юрт, чистка в сараях. Завтрак через час, после него — тренировка. Не думайте, что из-за утренней заварушки у вас будет выходной.

Никаких поблажек, никаких послаблений. Такой подход мне нравится. Тоже придерживаюсь принципа — чем быстрее солдаты вернутся к тренировкам после сражения, тем меньше страха останется в их душах.

— Сашка, Митька, Жуков, — Анисимов указал на нас, затем кивнул на несколько солдат в конце строя, — и вы четверо, на озеро за водой. Возьмете у Михалыча бочки, нужно наполнить запасы.

— Есть, сержант! — ответили мы тем ещё «хором».

Анисимов кивнул, повернулся к Белову:

— Назначь остальных. Я пока подготовлю отчёт для капитана.

Через пару минут строй распустили, и каждый отправился на выполнения своей задачи. Я вместе с группой шёл к складу. Митька с перевязанной рукой, Жуков с ссадиной через всё лицо, остальные тоже потрепаны.

Один из нашей компашки, высокий, лет сорока, с рыжей бородой, взял на себя роль старшего:

— Так, нам нужны будут ещё и вёдра. И чем рубить лёд. Поживее, парни, не управимся до завтрака, останемся без жрачки.

Никто ему не ответил. Все просто шли с усталостью во взглядах, гоняя свои мысли.

Проходя мимо похоронного костра, где складывали тела погибших, замечаю, как старик из нашей группы перекрестился. Другие отвели глаза. Каждый по-своему справлялся с близостью смерти.

Мельком глянул на трупы. Знакомые лица. Ещё вчера ужинали рядом со мной, делились историями, жаловались на холод. Теперь они просто тела, ожидающие очереди на погребальном костре. Война — всегда потери. И пусть со временем, когда видишь тысячи смертей, учишься абстрагироваться, всё равно что-то чувствуешь, где-то в глубинах бесчувственного сердца.

Мы добрались до склада. Михалыча не было, но заместитель выдал деревянные вёдра с обручами из потемневшего металла и даже сани на полозьях.

— Озеро сами знаете где, — проинструктировал старик-кладовщик, с трясущимися руками. — Туда как раз уже пошли натыкать прорубей, так шо успеете. Тока смотрите, шоб языческая отрава не утащила.

— Какая ещё отрава? — спросил Митька, помогая загружать вёдра на сани.

— Да твари подводные, — старик сплюнул. — Ледяные шаманы своих мертвецов в озеро скидывают, а потома они оживают, в заразу подводную превращаются. Руку по локоть оттяпать могут, если зазеваешься.

— Брехня, — фыркнул его лысый помощник, что помогал с выдачей инвентаря. — Сказки для новичков.

— Сказки? — старик усмехнулся беззубым ртом. — А кто в прошлом месяце Семёна утащил? Прям с башкой под лёд, только бульк, и всё. А лёд, между прочим, толщиной в ладонь был!

— Водяной дух утащил, — вмешался рыжебородый. — Нечисть тут водится. Север, что ты хочешь.

Слушаю и пытаюсь не закатывать глаза. В каждой армии есть свои суеверия и байки. В моём мире солдаты верили в духов войны, в примету о прикурке трех сигарет от одной спички, в счастливые амулеты. Тут, похоже, байки крутятся вокруг так называемой «северной нечисти и проклятий ледяных шаманов».

— Хватит языками чесать, — прервал дискуссию наш самопровозглашённый рыжебородый командир. — Вода сама себя не принесёт. Грузим сани и пошли.

Все молча послушались. Так-то и правда пора было идти, он лишь озвучил очевидное. Берусь подле одного из полозьев и толкаю сани вместе с остальными, никак не выделяясь и не пытаясь взять на себя лидерство. Всему своё время.

Мы потащили сани через лагерь к восточным воротам. Дорога хоть и расчищена, но ходить по ней всё равно было непросто. Утрамбованный снег превратился в скользкий лёд. Местами тот посыпали золой с печек, но были отрезки с «полным скольжением».

На выходе постовой приставил ключ к браслетам на ногах и отправил с нами в сопровождение одного из подчиненных, после чего мы продолжили путь.

За пределами лагеря побрели по узкой тропе, ведущей через заснеженную равнину прямо к озеру. Ветер усилился, пронизывая насквозь. Далёкие горы на горизонте казались нечёткими, призрачными.

— Холодрыга, — бормотал Митька, поднимая воротник тулупа. — И на кой чёрт попал в эту дыру?

— Покуда вазу не разбил бы боярскую, — хохотнул кто-то из солдат, — сидел бы сейчас в тепле, в лавке товар продавал!

— Не вазу, а портмоне с червонцами, — огрызнулся Митька. — И не разбил, а позаимствовал. Временно.

Впереди уже виднелось озеро. На берегу группы тёмных фигур — солдаты из других взводов тоже набирали воду.

Пристраиваемся неподалёку, заняв свободные лунки и принимаемся за работу. Черпали быстро, хотя дважды пришлось разбивать тонкую корку льда, норовившую затянуть проруби. Лёд хрустел под сапогами, ветер кусал щёки. На обратном пути Митька поскользнулся, проклиная всё на свете, и одно ведро опрокинулось, обдав его ледяной водой. Ругательства, коими он разразился, не посрамили бы и бывалого боцмана.

Когда втащили сани с полными бочками на территорию лагеря, старик-кладовщик встретил, потирая трясущиеся руки:

— Гляди-ка, не обосрались! — каркнул он с ухмылкой, обнажающей два оставшихся пенька. — И даже все вернулись! Хоть одно хорошее дело перед смертью сделаете! — И зашёлся дребезжащим смехом. Мысль о нашей скорой гибели доставляла ему удовольствие. Маньячелло.

— Слышь, старый, — рассердился рыжебородый, — мы, может, тебя ещё переживём. И ваще, не слыхал разве? Некоторые из наших адептов и даже подмастерьев уложили!

— А-а-а, — протянул старик, — слыхал я про это чудо-юдо. Да только, милок, ледяные, как тараканы. Одного убил, десять на его место придут. И