Сансара 2 - Евгений Кострица

Как это всё уживается в одном человеке? Инь нисколько не сомневался, что он любит ее. Но… Всегда дело в «но».

Всё для нее – сапфир, музыканты, свадьба, цветы. Нет денег – не будет любви. А предложи ей – его бы послала. Тогда лучше так, она поймет и простит. Всего несколько минут унижения – и приз их окупит. Лавка, дети, балы – всё это будет, стоит раз потерпеть.

Да и глупо ломаться после «красного дома». Анджел мог бы напоить так же, как Роби, и тогда не поняла бы ничего вообще. Но решил, что должна знать, чем жертвует сам. Отдать кредиторам невесту на свадьбе – что сейчас творится у него в голове? Тоже своего рода подвиг.

Анджел не совершил бы его для себя. Он уже доказал это, отдав всё, что у него было еще в «красном доме». Хотя физически не мог использовать все эти часы, взял, столько смог, чтобы ей было легче. Набрал даже кредитов.

Что-то из них теперь надо отдать, так не должна ли она помочь ему в этом? Зато потом у них будет всё хорошо. Или не будет?

Многие бы охотно с ней поменялись местами, но такой возможности им не дают. В этих рассуждениях есть своя логика, но Инь не хотела в ней жить.

А другой жизни нет. Сансара везде – это не страна розовых пони. Под красивой оберткой всегда мерзость и смрад. Продали на свадьбе? А разве не так же, по сути, поступают всегда? Пусть не невесту, но честь, достоинство и совесть уж точно. В той или иной мере все – проститутки. Так или иначе, все себя продают.

Думая об этом, Инь поняла, что подобные мысли приходят, когда ставят раком. Но почему она защищает ублюдка? Видимо, защитно бессознательная травматическая связь – «Стокгольмский синдром». Кроме того, кретин любит ее. Чего только не простит женщина ради любви? Вот его не простит.

С громким сопением, «партнер» сзади кончил, благодарно похлопал по попе и молча ушел. Его место занял другой. Сытно чавкнув, лоно поглотило в себе еще чей-то член.

Инь лишь устало вздохнула, надеясь, что не вся таверна ее посетит. Она знала, что их может убить, но Анджел такой идиот, что ему глупо мстить. Да и зачем? Конюха и кузнеца хватило с лихвой. Мейса погибла из-за нее. Да и весь «красный дом».

Сколько же набрал Анджел долгов? Она презирала его, но больше не злилась. Его можно понять, оправдать, но на этом вот всё.

Когда всё закончилось, Инь встала, одернула платье. С пустыми, как у куклы глазами, сделала шаг, но наткнулась на кровать и осела на край, обхватив колени руками. Промежность и бедра жгла липкая дрянь, а кожа зудела от чужих грязных пальцев. Вот сейчас чувства Мони стали понятны. Но ему тяжелей.

Роби все еще безмятежно спала, как ребенок, а жених что-то лопотал, заискивал, заглядывал в глаза и суетился. Приволок в комнату тазик горячей воды, чтобы обмыть, но Инь смотрела сквозь, словно не видя. Им с этим жить.

По лестнице они снова спустились в таверну и сели за стол, где вновь встретили музыкой, цветами и аплодисментами. Видимо, слышимость была превосходной, и градус страстей наверху оценен.

От очага тянуло дымом и ароматом жаркого, мужик с бородой веником горланил песню, а дружки поднимали бесконечные тосты. Но вскоре ударили вдруг барабаны, заиграла волынка, и все встали, объявляя «танец жениха и невесты».

Вскочив, Анджел раскланялся и потащил за руку Инь в центр зала, где убрали столы, освободив место. Танцевал жених неуклюже, но на него все равно никто не смотрел. Всеобщее внимание приковано только к невесте.

Уступая пожеланиям стольких людей, Инь поначалу танцевала равнодушно и вяло. Ее движения были ленивыми и механическими, как у марионетки, чьи нити ослабли. Свадебное платье, порядком измятое, всё еще струилось по телу, но ее не беспокоило, как оно выглядит, что лишь подчеркивало усталость и пустоту.

Но вскоре у Инь созрел поистине дьявольский план. Она всё же поквитается с ними. Хорошо, есть металлический шест для стриптиза – холодный, блестящий – словно бросавший ей вызов.

Инь остановилась, выскользнула из неловких объятий ее жениха и шагнула к шесту. Пальцы коснулись металла, ощутив его гладкость, и уроки Мири вспомнились сами собой: «сирена не отдается, она только берёт…»

Музыка сменила ритм, барабаны забили чаще, волынка запела пронзительней. Инь начала двигаться – медленно, плавно, грациозно перетекая из одной позы в другую, обвивая шест, точно змея. Ее тело изогнулось, бедро скользнуло вдоль металла, и платье задралось, обнажая длинную бледную ножку.

Замерев на секунду, Инь подняла руки над головой, обхватив шест, и выгнулась назад, так что волосы каскадом упали на пол, открыв шею и грудь, едва прикрытую лифом. Жемчужины на платье поймали свет, заискрившись, как звезды, и зал затих – больше ни тостов, ни смеха.

Инь закружилась вокруг шеста, точно ручей, омывающий камень. Она опустилась, сгибая колени, и медленно поднялась, прижимаясь грудью к металлу, так что шелк натянулся, обрисовав изгибы и впадины тела. Они гипнотизировали замерший зал. Взгляд, словно отравленный ядом от Мейсы, обвел толпу, цепляя каждого мужчину, каждого гостя, будто зажигая огонь в их сердцах. Она знала, как заставить их биться быстрее, как разжечь в них похоть, что сводит с ума.

Бедра ритмично качнулись в такт барабанам. Инь обвила шест ногой, поднимаясь повыше. Платье соскользнуло с плеча, почти обнажив грудь, и толпа ахнула. Кто-то уронил кружку, и ее звон прозвучал, как сигналом.

Инь спустилась, изогнувшись так, чтобы показать ягодицы, а затем резко выпрямилась, бросив волосы назад, как хлыстом. Грудь колыхнулась, шелк скользнул еще ниже, обнажая сосок, а Инь провела руками от талии к бедрам, медленно, дразняще, будто приглашая каждого к ним прикоснуться. А желающих здесь было с лихвой.

Воздух в таверне сгустился, пропитался жаром и запахом пота. Мужчины начали толкаться, кто-то потянулся руками, другой сделал шаг, но споткнулся об стол. Бледный как мертвец, Анджел стоял, сжав кулаки, гадая, что выкинет его невета еще.

Она ускорила ритм. Ее тело двигалось быстрее, но всё еще плавно, подобно волне, что вот-вот обрушится, накрыв уже всех. Крутанувшись вокруг шеста, Инь подняла голову, издав низкий, гортанный звук – не то стон, не то зов, от которого волосы у всех встали дыбом.

Этот голос сирены, словно пропитанный магическим ядом, разжег хаос, как искра в сухом лесу. Посуда полетела на