Сансара 2 - Евгений Кострица

Роби поцеловала его – голодно, с укусом, до крови в губах, которую слизала с них языком, и опустившись к соскам, жадно в них впилась.

Моня застонал, выгибаясь под ней, а ее пальцы уже были в трусах.

– Сейчас ты получишь, засранка! – хрипло выдохнула Роби, поднимая его ногу повыше. – Мы накажем тебя прямо сейчас.

Но жертва и сама уже этого страстно хотела – лишь бы утолить свою животную, сжигающую возбуждением, жажду. Поэтому, когда в разгоряченной, уже готовой вагине, пальчики Роби сменил твердый пенис, бедра охотно ему подыграли. Решившийся, наконец, Анджел ворвался голодным, неистовым зверем, но к этому времени «режим Инь» уже был включен, поэтому ожидаемого сопротивления так и не встретил. Напротив – его желали и ждали, задаваясь вопросом, почему же так медлил. Но он технично и быстро загладил вину, повторив несколько раз, пока не выжали досуха.

Треск разгорающегося наконец-то костра смешался со стонами, вздохами и ритмичным звуком шлепков, которым аккомпанировал волчий вой за холмом и уханье филина, изумленного таким градусом страсти. Пламя, пожирая подсохшие ветки, поднималось всё выше, отбрасывая танцующие тени на обнаженные, будто вросшие друг в друга тела, измученные приступами утомившей всех страсти.

Достигнув пика, она медленно гасла. Костер догорал, и тишина, мягкая, как пепел, укрыла их всех, знаменуя конец безумной и жаркой ночи, оставив лишь слабый треск углей и усталое дыхание, сливающееся с шепотом леса. Внезапный порыв ветра пронесся сквозь ветки, подхватывая и унося букет ярких искр, словно упавшие звезды возвращались на небо. А на востоке уже поднималась заря, обещая новый день и новые «подвиги».

6

Комната Мони встретила тишиной – густой, почти осязаемой, нарушаемой лишь гудением вентилятора и гулом за окнами. Свет пробивался сквозь щели в шторах, рисуя потрепанном ковре тонкие полосы. С кухни тянулся запах борща – густой, мясной, с ноткой укропа.

Кресло жалобно скрипнуло, когда Инь сняла шлем. Его светодиоды горели не синим, а красным, намекая на сбой. Шокированная таким поворотом, она с минуту приходила в себя.

Нет, разумеется, всё это видела раньше, но видела Моней, а не собой. Через фильтры его органов восприятия, опыта, эмоции, мыслей и прочих настроек, не оставляющих от нее почти ничего. Безмолвный и незаметный свидетель чужой, в принципе, жизни. Но сейчас придется принять ее как свою. По крайней мере, пока «Харон» светится красным. Лишь бы не сломался совсем.

Инь не понимала, как и почему поменялись местами. Она не прилагала для этого каких-то усилий. Как, впрочем, и Моня. Он считал, что ему дают разрешение побыть в ее теле, но это не так. Да и сам бы не дал ей своё. Кто-то делает всё это за них, тасуя, как карты из одного мира в другой. Может, случайный процесс?

Инь не знала так или нет, но после «свадьбы» хотелось перевести дух. Последнее, что еще помнит – побег, а карета остановилась в лесу. Видимо, в этот момент сменил Моня, который всё еще там. Вероятно, и к лучшему. Ей нужен отдых, да и любопытно побыть как бы им.

Первое, что бросилось в глаза – непривычное отсутствие бюста. Это казалось уже катастрофой, пока не дошло, что так должно быть. И всё же воспринималось потерей, словно боевой корабль лишили главных орудий крупных калибров, а те, что остались, дать отпор не могли. Сейчас Инь чувствовала себя унизительно плоской. Гордиться ей нечем, что отбирало мотивы и смыслы, обесцветив уже никчемную жизнь.

Влачить столь жалкое, безгрудое существование было бы мукой, так не вернуться ли быстрее к себе?

Подумав, Инь решила дать миру попытку понравиться ей. Собой она уже его не украсит, но вдруг что-то хорошее в нем всё же есть? Хотя бы из любопытства стоит проверить. Возможно, быть Моней лучше. Она возмужает, завоюет себе место под солнцем, а его пусть трахают вместо нее. Там между ними и так уже большой разницы нет.

Инь резко встала и подняла майку, обнажая торс – угловатый, с грубой кожей, прыщами и редкими волосками, что топорщились на груди, как сухая трава.

Поморщившись, Инь брезгливо потрогала их. Да и пальцы не лучше – большие, с обгрызенными ногтями – выглядели так, словно надела перчатки не по размеру. Им срочно необходим маникюр.

Вспомнив с тоской сервис Мейсы, сжала и разжала кулак, чувствуя, как мышцы напрягаются как-то иначе – без изящества, но хватка надежна. Жаль тело неуклюже, точно старый доспех.

Она сделала несколько шагов по комнате, привыкая к нему. Центр тяжести заметно сместился, и тело сутулилось, словно нас спине вырос горб. Выровнять и держать долго осанку не вышло – это требовало напряжения мышц, которые Моня еще не развил. Да и вообще наплевательски к ним относился. Они ответили тем же. Понятно, почему чморят в школе. Удивительно, что вообще еще может ходить. Почему бы ему не подкачаться слегка? Может, хоть…

Ммм… Вот это и всё?

Разочарование было особенно сильным там, что интриговало больше всего. Конечно, опыт у Инь уже был. Даже больше, чем бы хотелось, поэтому уже могла оценить. Она многое видела, знала, но одно дело – знать, и другое – ощущать своей частью. А эта не впечатляла совсем.

Он был похож на хоботок – сморщенный, маленький, нелепо свисающий – недоразумение, один только смех. Вероятно, потому, что видела их, когда потенциал уже как бы раскрыт. При ней по-другому и быть не могло. Но это… Нефункционально – болтается, трется, цепляется. Всё время приходится его поправлять. Он неудобен! Как с таким жить?

Первичный осмотр и пальпация показали, что орган нежен и уязвим. Его надо беречь, а более неудобное место для него сложно найти. У наги всё устроено гораздо разумнее, почему бы не спрятать, как у нее? А с терморегуляцией вопрос можно решить, раз есть риск перегреть.

Столько мороки! Несмотря на еще свежие впечатления после таверны, Инь даже пожалела мужчин. Кстати, надо бы сделать интимную стрижку. Моне-то некогда, он будет ей рад. А как с остальным?

Самого важного предмета комнате не было. Как без зеркала можно здесь жить? Его точно нашла бы Юли, но Инь не рискнула пойти и спросить.

Она повернулась боком и хлопнула себя по бедру – звук вышел глухим, без привычной упругости и сотрясения. Кожа да кости, жировой прослойки там почти нет.

– Ну и дрянь, – выдохнула Инь уже вслух, и чужой грубый голос