Физрук: на своей волне 3 - Валерий Александрович Гуров

— Погоди, то есть ты — Котя?.. — спросил я.

Я посмотрел на Аню — та стояла с округлившимися глазами, не понимая, что происходит. Следом перевёл взгляд на этого недоучителя, который оказался банальным, прожжённым бабником.

Вот оно как получается! Внутри меня начало подниматься злое, холодное раздражение. Всё это время Котя был под боком у меня, а я и ни сном, ни духом. А выходит, что Котя дурит голову Ане, встречаясь с Мымрой, и одновременно дурит голову Мымре, встречаясь с Аней…

Я сжал челюсти. Бабник, блин. Сука!

Ну если так, то проучить его нужно как следует.

Я сделал шаг назад, поставил ноги чуть шире, корпус повернул. И как на тренировке, когда отрабатываешь правый прямой, ударил.

Получай свою мелодию, козёл!

Я вложил в удар всё — силу, массу, накопившуюся злость и отвращение. Правый прямой вышел коротким и точным.

Хлопок был такой, что даже стёкла задрожали. Трудовика откинуло назад, он шлёпнулся на пол, сев на пятую точку. Несколько секунд сидел неподвижно, а потом медленно развёл руки и с каким-то отчаянным сарказмом всё же пропел:

— Всё мне ясно стало теперь…

Лоб у него уже налился красным, глаза бегали — видно, голову после удара хорошенько встряхнуло.

Если сначала я планировал ударить не сильно, а просто чтобы дошло, то теперь выместил всё, что копилось.

Аня стояла с выпученными глазами, будто не могла поверить, что всё это реально происходит у неё перед носом.

Я думал, что у неё хватит мозгов, чтобы развернуться и уйти прямо сейчас. Но индюк тоже думал — да в суп попал.

— Вова! Что ты натворил⁈ — крикнула она, бросаясь к своему Коте.

Она попыталась поднять его с пола — обеими руками, неловко, подхватила под мышки. Но куда там: трудовик был мужиком немаленьким, килограммов под девяносто, и при этом в полном раздрае. После моего удара у него, похоже, в голове до сих пор гудел «внутренний колокол». Глаза остекленели, рот приоткрыт, движения заторможенные. Состояние классического нокдауна.

Аня тянула, сопела, но всё без толку — только волосы выбились из хвоста и упали ей на лицо.

Я стоял, глядя на это, и мысленно чертыхался. Интересно, конечно, получалось. Вместо того чтобы сказать спасибо, что я наконец поставил на место этого дурачка, который только и делает, что портит всем жизнь, Аня за него готова костьми лечь.

Вот же дура, блин.

С другой стороны, женская логика — это вообще отдельная наука. Иногда она выдаёт такие кульбиты, что хоть стой, хоть падай.

Аня тем временем уже почти плакала, пытаясь привести трудовика в чувство. Но тот только хрипел и бормотал что-то про «всё мне ясно стало теперь».

Однако, как оказалось, моё весёлое времяпрепровождение только начиналось.

На визг Ани, который эхом пронёсся по коридору, почти сразу вылетела завуч.

Мымра, увидев эту живописную сцену, застыла на месте с глазами размером с чайное блюдце.

— Что здесь происходит⁈ — изумилась она, глядя то на меня, то на них.

И, судя по её выражению, завуч Аню видела впервые в жизни. Впрочем, это было взаимно — Аня тоже на неё смотрела, как на внезапное природное явление, вроде снегопада в июле.

— Да мы тут плюшками балуемся, — сказал я с невозмутимым видом и натянуто улыбнулся.

Завуч моргнула, не сразу понимая, шутка это или у меня окончательно съехала крыша.

Трудовик, видимо, понял, что дело пахнет жареным, и попытался срочно что-то придумать. Но в его состоянии это было проблематично. Он приподнял голову и заплетающимся языком произнёс:

— Я… всё объясню… девочки…

Наступила неловкая пауза.

— Девочки? — одновременно переспросили Аня и завуч, глядя на своего возлюбленного в полном недоумении.

Я же мысленно подобрался. Ну всё, ехали, ехали — и приехали. Дальше я уже невольно стал свидетелем, точнее, вынужденным участником того, что в нормальной жизни называется «семейная драма». Вернее, драма двух дам, внезапно осознавших, что они далеко не единственные в расписании трудовика на этом свете.

— А вы вообще кто⁈ — с возмущением выпалила завуч, тыкая пальцем в Аню.

— Я вообще-то девушка его! — парировала Аня, глядя на соперницу с таким выражением, будто готова была вцепиться в волосы. — А вы кто⁈

Завуч моргнула, побледнела.

— Представляете… а я вот тоже думала, что я его девушка, — выдала Мымра.

Возникла пауза — тягучая, как перед взрывом. Я стоял, скрестив руки, и наблюдал за этой картиной. Выглядело всё это, конечно, забавно со стороны. Хотя Ане и Мымре было явно не до смеха. Можно было почти физически ощутить, как внутри у обеих девчат бушует пожар — ревность, ярость, унижение… всё вперемешку.

Ну, девчонки, сами виноваты. Сами выбираете себе таких вот «принцев» на китайских спортивных машинах. А потом удивляетесь, что ваш спутник жизни вдруг оказывается не таким уж замечательным, как вам казалось.

— Но мы ведь с ним вместе уже три месяца! — почти крикнула завуч.

— И мы с ним примерно столько же, — не осталась в долгу Аня. — А вообще у нас завтра годовщина… тоже ровно три месяца.

Трудовик сидел на полу, втянув голову в плечи, и выглядел так, словно молил небеса о немедленном провале под землю. Глаза метались между двумя бестиями, губы шевелились, но звуков не выходило. Видимо, мозг отчаянно искал вариант, как объяснить сразу двум разъярённым женщинам, почему так вышло.

Девчата продолжали копаться в подробностях — с таким рвением, будто им жизненно необходимо было установить точную хронологию всех поцелуев, свиданий и обещаний «любить навсегда». Обе теперь уже говорили наперебой, а трудовик только мотал головой.

— Да как ты мог! — взвизгнула завуч, в голосе звенела настоящая обида.

— Ты же говорил, что любишь меня и только меня! — добавила Аня, почти плача.

Обе в один момент перевели взгляд на трудовика, как два прожектора. Трудовик открыл рот, потом закрыл. Видно было, что внутри у него паника, и мысли скачут, как блохи на горячей сковородке.

Ну а что он мог ответить? Что, мол, пока говорил слова любви одной, слал сердечки другой? Или что случайно запутался в расписании встреч?

Он только поднял ладони, как кот Леопольд, — мол, «давайте жить дружно», — но эффект был нулевой. Вообще-то существует мужская солидарность, но явно не в этом случае. Этого конкретного типа мне было не жалко ни на грамм. Слишком уж самодовольный, наглый и пустой. И теперь