Военный инженер Ермака. Книга 3 - Михаил Воронцов

Ермак, Мещеряк и все остальные стояли здесь же, запрокинув голову и молчаливо всматриваясь в небеса.

— Батюшка Ермак Тимофеевич, гляди! — окликнул атамана один казак. — Знамение какое!

Ермак промолчал, ничего не ответил. Я решил сказать за него.

— Не знамение это, — начал объяснять я. — Свечение верхних слоёв воздуха. Солнце…

— Какое солнце ночью-то? — перебил меня сотник Иван Гроза, размашисто крестясь. — Это души убитые светятся! Наши да татарские, что здесь полегли!

Вокруг согласно загудели. Местные татары жались поодаль, перешёптывались. До меня доносились обрывки их речи — и те считали сияние дурным знаком.

— Эй! — я тихонько позвал Ефима, который знал еще и татарский. — О чем они говорят?

Он вздохнул, подошёл ко мне, взглянул на небо и негромко произнёс:

— Говорят, духи предков гневаются. Небесный огонь — предупреждение. Скоро придёт беда великая.

— Послушайте! — я повысил голос. — Такое в этих краях бывает. Никакие это не души и не духи, а лишь особое свечение воздуха!

— А почему ж раньше не было? — крикнул кто-то. — Который год уж в Сибири, а такое впервые!

Ответить было нечего. Действительно, для этих широт сияние — редкость, нужна сильная солнечная буря.

Небо между тем разгорелось пуще прежнего. К зеленым всполохам прибавились фиолетовые столбы, что тянулись к зениту, переливаясь и дрожа. Казалось, само небо танцует неведомый, космический танец.

— Может, и вправду знак, — пробормотал рядом Матвей Мещеряк. — Может, пора назад, за Камень?

— Или наоборот, — возразил я машинально. — Знак, что правильным путём идём. Сибирь русской делаем.

Но на душе, как говорится, скребли кошки. Даже если знаешь, что тут никакой мистики, находясь в толпе, считающей иначе, неизбежно заражаешься ее эмоциями.

Сияние медленно угасало, сползало к горизонту. Люди начали расходиться, но споры и причитания не смолкали.

— Атаман, — тронул Ермака за рукав Матвей. — Может, молебен отслужить? Чтоб люди успокоились.

Ермак кивнул — да, разумно. Пусть отец Игнатий помолится, святой водой окропит — казакам станет легче.

Возвращаясь в избу, я ещё раз оглянулся на север. Там, над черной стеной тайги, трепетали последние зелёные отблески. Красиво и тревожно.

Даша спала, не шелохнувшись. Я присел на лавку у окна, глядя на догорающее представление. Что бы это ни значило — совпадение или знак судьбы — завтра придётся успокоить людей, вернуть уверенность. С перепуганным войском далеко не уйдёшь.

Хотя… может, они и правы по-своему? Может, это действительно предупреждение? Не от духов, конечно, а от самой судьбы, от хода истории. Кто его знает.

Потом северное сияние погасло. Остались только звёзды и тонкий серп месяца. Обычное сибирское небо ранней осени. Но тревога в душе не исчезла.

* * *

Чёрный омут успокоился. Последние круги давно разошлись, и водная гладь снова стала зеркальной под луной. Берег опустел: вогулы разошлись по чумам, казаки уплыли в Кашлык. Только ветер шевелил прибрежную осоку да где-то ухала сова.

Прошло ещё с полчаса. Луна двинулась к западу, тени от деревьев вытянулись. И тут вода в омуте забурлила. Сначала появились пузыри — целая россыпь, будто омут закипел. Потом из глубины показалось что-то тёмное. Голова. Седые космы облепили череп, как мокрые водоросли.

Кум-Яхор резко вынырнул, жадно хватая воздух. Его руки отталкивались от воды с силой человека, находящегося в состоянии аффекта. Его рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Старик барахтался, пытаясь удержаться на поверхности, но камень тянул вниз. Он снова ушёл под воду.

Под водой тонким лезвием, когда-то под влиянием странного предчувствия зашитым в одежду, шаман резал неподатливые кожаные ремни.

Лёгкие горели, в глазах плясали красные круги. Смерть стояла рядом, протягивая костлявые пальцы. Но старый шаман упрямо резал размокшие ремни. Еще немного… И вот ремень распался на половинки, и старик выскользнул из пут, оставив камень на дне омута.

Он вынырнул снова, уже ближе к берегу. Течение вынесло его метров на двадцать ниже. Кум-Яхор грёб одной рукой — вторая онемела от холода и напряжения. Берег был рядом, но сил почти не осталось. Ледяная вода сковывала движения, тянула вниз почти так же неумолимо, чем камень.

Наконец ноги нащупали твёрдое дно. Шаман пополз на четвереньках, выбираясь на мель. Несколько раз падал лицом в воду, захлёбывался, но полз дальше. Когда река осталась позади, Кум-Яхор рухнул на гальку и долго лежал, хрипя и кашляя.

Потом перевернулся на спину. Луна смотрела сверху, как огромное белое око. Кум-Яхор начал смеяться — тихо сначала, потом громче. Смех был жуткий, звериный, с хрипами и бульканьем: вода ещё стояла в лёгких.

— Думали, старый Кум-Яхор утонет, как слепой щенок? — прохрипел он в ночную тишину. — Думали, камень и чёрная вода сильнее шамана, который десятки зим говорил с духами?

Он попытался встать, но ноги не держали. Тогда пополз в лес, подальше от берега. Надо было уходить до рассвета. Если кто-нибудь увидит его живым, вогулы решат, что духи отвергли их суд, и что тогда будет, неизвестно. Могут сообщить Ермаку, и тот пошлет за ним казаков. Или еще хуже — вогулы решат, что он связан с тёмными силами. Тогда его сожгут или закопают живьём.

В лесу было темнее, чем у реки. Кум-Яхор привалился к стволу старой лиственницы, пытаясь отдышаться. Мокрая одежда липла к телу, холод пробирал до костей. Одна нога осталась босой — унта с ремнём лежала на дне. Но он был жив. Это главное.

Старик нащупал на шее костяной амулет — фигурку духа-покровителя. Она уцелела.

— Спасибо тебе, дух воды, — прошептал он. — Ты помнишь, как я кормил тебя жиром и кровью все эти годы. Ты не забыл.

Кум-Яхор поднялся, опираясь на ствол. Надо было уходить. Подальше от стойбища, от Кашлыка, от всех, кто знал его.

Он брёл через лес, прихрамывая на босую ногу. Каждый шаг давался с трудом. Холод сковывал суставы, мокрая одежда тянула вниз. Несколько раз падал, но поднимался и шёл дальше.

— Трусы… предатели… — бормотал он. — Думают, я умер? Я ещё покажу им…

Луна уже клонилась к горизонту, когда Кум-Яхор пришел к старому охотничьему шалашу. Он знал о нем. Шалаш был маленький, покосившийся, но кое-какую защиту от непогоды давал.

Шаман пошарил руками по земле и нашел то, что искал — спрятанный кремень и огниво. Он долго бился с ними — руки тряслись от холода. Но наконец вылетели искры, появился маленький огонёк. Старик подложил щепки, ветки, бережно раздувая пламя.

Когда огонь разгорелся, он стянул мокрую одежду и развесил сушиться. Шаман сидел у костра и смеялся. Тихо, но страшно.

— Думали, утопили старого шамана. А