Военный инженер Ермака. Книга 3 - Михаил Воронцов

горя и решимость. Впереди шагал глава рода Тагрулы, Сагидулла, старый седой воин. В руках он нёс окровавленный пояс, украшенный серебряной вышивкой — пояс его младшего сына Мурата, павшего в недавнем бою с казаками Ермака на Иртыше.

За Сагидуллой шли его родичи: старший сын Ибрагим с перевязанной рукой — он пострадал в другой схватке, раньше, но рука до сих пор не зажила; брат Сагидуллы, одноглазый Юсуф; молодой Рустам, потерявший обоих родителей в походе. Каждый нёс что-то из вещей погибшего родича. Все оружие казаки забрали с собой в качестве трофеев.

Процессия остановилась шагах в двадцати от ханской юрты. Воины молча начали раскладывать вещи перед ханом. Вскоре перед Кучумом выросла целая груда — безмолвное свидетельство катастрофы.

Сагидулла выступил вперёд. Его голос, хриплый от сдерживаемых эмоций, разнёсся по поляне:

— О великий хан, ты — отец наш и защитник. Мы пришли к тебе с горем. Посмотри на эти вещи — еще несколько дней назад они принадлежали нашим братьям. Двадцать три воина из нашего рода полегли в этой проклятой засаде. Двадцать три! Мои сыновья, братья, племянники… Но пали они не от силы и хитрости русских казаков. Нет! Они пали от дурного совета, от гордыни и глупости того, кто повёл их на западню. Якуб-бек обещал лёгкую победу, уверял, что казаки будут беспечны. Он убедил тебя, о хан, дать согласие на это безумие. И вот результат — наша кровь окрасила снег, а казаки смеются над нами!

Старик поднял окровавленный пояс над головой. Кровь на нем почернела, но ещё была различима.

— Это пояс моего младшего сына Мурата. Ему было семнадцать зим. Он умер с именем Аллаха на устах — но умер напрасно! Не в честном бою, а в ловушке, расставленной нашей же глупостью!

Из пришедшей толпы раздались возгласы:

— Кровь за кровь!

— Где Якуб-бек? Пусть ответит!

— Справедливости, о хан!

Кучум медленно поднял руку, и шум стих. Его взгляд скользнул по собравшимся. Он видел гнев в глазах родичей погибших, настороженность в лицах советников и едва заметное озабоченное выражение в глазах Карачи-мурзы — тот в свое время предупреждал его о последствиях.

От пришедших просто так не избавишься. Прогнать их — будут оскорблены не только они, но и другие татарские рода. К тому же, не так давно было жесточайшее поражение под Кашлыком, когда казаки при помощи своих жутких огнеметов сожгли несколько сот воинов, и пришлось с позором отступать.

— Я слышу вашу боль, — с чувством произнёс хан. — Каждый павший воин — это рана на теле нашего народа. Но скажите мне: разве я послал их на смерть? Разве не доверился совету того, кого считал мудрым?

Карачи-мурза чуть заметно покачал головой. Он помнил, как отговаривал хана от этой авантюры, но Якуб-бек был красноречив, а Кучум жаждал быстрой победы.

Сагидулла сделал шаг вперёд:

— О хан, мы не обвиняем тебя. Ты — наш повелитель, и твоя воля — закон. Но тот, чей дурной совет привёл к гибели наших родичей, должен ответить. Где Якуб-бек? Почему его нет здесь?

Тимур-мурза, молодой и горячий, не выдержал:

— Он бежал прошлой ночью, как трус! Ускакал на запад, как только стало известно о беде!

Толпа загудела. Ибрагим, сын Сагидуллы, вскрикнул:

— Он сбежал! Погубил наших братьев и сбежал, как шакал!

Кучум нахмурился.

— Он ушёл без моего разрешения, — медленно произнёс хан. — Это правда. Он знал, что должен ответить за свою ошибку.

Одноглазый Юсуф выкрикнул:

— Тогда пошли за ним погоню! Верни его, чтобы он ответил перед нами!

Али-бек, старый советник, попробовал урезонить толпу:

— Братья, успокойтесь. Мёртвых не вернуть. Может быть, хватит крови…

— Молчи, старик! — оборвал его кто-то из толпы. — Твои сыновья живы!

Напряжение на поляне достигло предела. Охрана хана напряглась, готовая в любую секунду встать между разгневанными родичами и своим повелителем.

Карачи-мурза наклонился к хану и прошептал:

— Повелитель, они не уйдут без расплаты. Если не дашь им Якуб-бека, могут начаться волнения.

Кучум не отрывал взгляда от Сагидуллы. Старый хан прожил долгую жизнь и знал: власть держится на балансе страха и справедливости. Сейчас чаша весов опасно качнулась.

— Я понимаю вашу боль, — громко сказал он. — И разделяю ваш гнев. Якуб-бек подвёл меня, подвёл всех нас. Его совет оказался ядом, его обещания — ложью. Я, хан Кучум, признаю это перед всеми.

Он встал, опираясь на посох, и выпрямился во весь рост — снова напоминая воина, который когда-то покорил эти земли.

— Сагидулла, положи пояс сына на землю передо мной.

Старик повиновался.

Кучум продолжил:

— По законам наших предков род имеет право на кровную месть. Вы потеряли двадцать три воина. Это тяжёлая потеря, и она требует расплаты. Но Якуб-бек бежал. Этим он признал свою вину.

— Тогда пошли за ним погоню! — крикнул кто-то из толпы.

— Я уже сделал это, — отрезал хан. — И я дам вам то, что в моей власти. Всё имущество Якуб-бека, его юрты, его скот, его золото — теперь принадлежит вашему роду как плата за кровь. Его старший сын Мансур остался здесь. Он не виновен в глупости отца, но если вы потребуете…

Сагидулла поднял руку:

— Нет, о великий хан. Мы не палачи детей. Мальчик не виноват. Мы примем золото и скот, но это не вернёт кровь наших родичей.

— Чего же вы хотите? — спросил хан.

— Мы хотим справедливости, — ответил Сагидулла. — Если Якуб-бек сбежал, объяви его вне закона. Пусть все знают: он предатель и трус. И если он появится на наших землях — его жизнь принадлежит нам.

Кучум кивнул:

— Да будет так. Якуб-бек объявляется вне закона. Его имя будет проклято, его род опозорен. Любой воин имеет право убить его без суда. Это моё слово.

Толпа гулко одобрила. Но Сагидулла не отступил:

— Есть ещё кое-что. Мы требуем, чтобы впредь решения о войне и мире принимались открыто, на совете старших родов. Никогда больше гордыня одного человека не должна стоить жизни многим.

Советники Кучума напряглись — это звучало как ограничение власти. Это был уже вызов.

Карачи-мурза склонился к хану:

— Повелитель, это может укрепить тебя. Пусть роды разделят с тобой ответственность. Мы всегда сможем сделать так, что будет принято то решение, которое нам нужно. А потом все вернется назад, и ты будешь править единолично.

Кучум долго молчал, глядя на пояс у своих ног. Наконец сказал:

— Я стар. Я видел, как рушатся царства из-за гордыни правителей. Пусть будет совет родов. Но последнее слово остаётся за мной.

Сагидулла поклонился:

— Мы согласны, о хан. Ты мудр и справедлив.

Он перевязал себя