Большая черная дыра - Amazerak

— Благодарю, — Георгий закурил от спички. Папиросы оказались не такими крепкими, как махорка. Продолжил прохаживаться взад-вперёд. Вроде бы надо о чём-то заговорить с товарищем, но словам не шли на ум. — Канонада всё гудит. Фронт близко, как думаешь?

— Близко. Наши отступают, — безразлично произнёс Гаврила. — В прошлом году отступали, теперь — опять. Начальство-то наше богоданное профукало всё, просчиталось. Думали, к Рождеству германца побьём, а всё прошляпили. И зачем это всё? Кому надо? Эх…

— Вряд ли у царя был другой вариант. Не мы же начали всё это. Кайзер хотел войны. Нам просто деваться некуда было. Готовиться следовало лучше, это да… но теперь-то какой смысл об этом рассуждать?

— Да какая теперь разница? Мы вляпались по уши и нескоро вылезем. Поверь мне, ничем хорошим это не закончится.

В последнем Гаврила был прав. Только что с того? Как будто знание будущего у пары человек в грязном окопе могло что-то изменить в мире. Да и не нужно никакого особого знания, чтобы предвидеть беду. Достаточно просто трезво, без розовых очков оценить обстановку.

Вспыхнувшая в вышине ракета залила светом раскорябанную траншею, тянущуюся чёрной раной по заснеженному полю. Георгий окинул глазами собеседника. Тот походил на нищего бродягу: перепачканная землёй одежда, грязное лицо со всклокоченной бородкой. Да Георгий сам выглядел не лучше. Хотелось сбросить с себя отяжелевшую от влаги и земли шинель, встать под горячий душ, надеть чистое бельё вместо провонявших потом и кишащих вшами рубахи и портков. А где достать такую роскошь?

С Гаврилой Жора прежде общался мало, несмотря на то, что они в отделении оказались единственными образованными людьми, и им наверняка нашлось бы, что обсудить. Но не сложилось. Гаврила был человеком не слишком компанейским, он редко с кем болтал по душам, и хоть и не чуждался коллектива, но всё время вид имел удручённый, словно его что-то глодало изнутри.

Но теперь Георгий понял, что именно гнетёт парня. Дело в том, что тот слишком многое понимал. Он видел всю безнадёгу и бесперспективность мировой бойни и знал, что ему не суждено вернуться домой.

Другие солдаты мыслили иначе. Обычные, неграмотные крестьяне жили сегодняшним днём, редко задумываясь о далёком будущем, их не волновали политика, экономика, государственные вопросы. Они просто делали, что им приказано, и не задаваясь вопросами, зачем, почему, ради каких великих целей. Скажут пахать, они пойдут пахать, скажут стрелять, будут стрелять. Мало у них собственных соображений по поводу того, как жизнь прожить, мало индивидуальных устремлений. Но тем не менее каждый в глубине души надеялся уцелеть и вернуться к семье, к близким. А Гаврила не надеялся, да и Георгий — тоже, понимая, сколь мизерны шансы вырваться из сетей, в которые их поймала госпожа смерть.

— Ты прав, мы крупно вляпались, — Георгий присел рядом и затушил о грунт папиросу.

— А знаешь, что? — проговорил тише Гаврила. — Однажды наступит время, когда не будет больше войн. Потому что не будет ни царей, ни кайзеров. Вот так. Человечество осознает губительность нынешнего положения вещей и свергнет своих угнетателей.

Георгий усмехнулся. Он-то точно знал, что в ближайшие лет сто такие времена не настанут, да и позже — тоже вряд ли, ведь человеческую натуру не изменить. Мечтания о некоем светлом будущем и грядущем золотом веке выглядели слишком наивными.

— Что, не веришь? — обиделся Гаврила.

— Сомневаюсь. Царей-то, может, и не будет, но это не изменит ровным счётом ничего.

— Да, от царей избавиться мало. Нужно, чтобы буржуев не было, кто на войнах наживается. А зачем народу войны, ты скажи? Народ жить хочет, мирно трудиться на своей земле.

— Незачем, — Георгий вздохнул.

— Вот то-то ж и оно.

Они некоторое время сидели молча. Не очень-то хотелось вести подобные беседы в общественном месте. Кажется, здесь о таких вещах было запрещено болтать.

— Всё-таки умный ты малый, Георгий, — Гаврила, кажется, был единственным, кто обращался к Георгию полным именем. — Понимаешь всё. Только фаталист ты.

— Гимназии позаканчивал, — отшутился Георгий. — Вот и умным стал.

— Вот-вот. Поэтому образование людям надо давать. Народ-то наш тёмный, даже писать-читать не умеют. Куда им до философии какой-нибудь или учений всяких, — Гаврила поморщился, стянул вязаную перчатку и потёр ладонь.

— Что с рукой?

— Да так, пустяки. Об штык случайно поцарапался в темноте. Ружьё лежало рядом. Я рукой махнул — и вот…

— Рану надо обработать и перевязать.

— А чем? Чем я перевяжу?

— К фельдшеру обратись.

— К фельдшеру? По такой-то ерунде? Кто меня пустит?

— Это не ерунда. Загноится, руку отрежут. Лучше сразу промой водой из фляги и перевяжи чем-нибудь чистым, пока инфекция не попала.

— Ладно, поищу что-нибудь завтра, когда светло будет.

Повисла пауза. Свет вспыхнул на небе и погас павшей звездой. Стрельбы не было. Да и канонада стихла, только где-то очень-очень далеко раздавались приглушённые удары.

— Не знаешь, что за стрельба была в деревне? — Георгий чувствовал неловкость от такого молчания и снова заговорил.

— А откуда мне знать? Я же, как и ты, лопатой работал по горло в земле.

— Это точно… Ладно, я спать.

Георгий закутался в брезент, но сколько ни пытался, заснуть не удавалось. Мучил голод, ноги прихватывал холодок, никак не получалось нормально завернуться, чтобы нигде не поддувало. Потом задумался о странном сне. Тот почти выветрился из головы, хотелось восстановить детали. Так и проворочался до самого утра, когда ещё затемно унтеры скомандовали «подъём».

Заскребли лопаты о подмёрзшую землю. Медленно окоп расширялся и углублялся. Но всё чаще солдаты останавливались и просто сидели, отдыхали, особенно когда рядом не мелькали унтер-офицерские рожи. Ждали горячую еду, а её всё не было и не было.

А по траншее пронеслась новость, которую до отделения довёл унтер Кошаков на рассвете. Он утверждал, что правый фланг, где атаковали шестая и седьмая роты, попал под пулемётный огонь, залёг и окопалась. Приказов наступать пока не приходило, да и вряд ли будет. Готовились к обороне.

— А кормить-то нас когда будут, господин младший унтер-офицер? — вопрошали солдаты.

— Будет. Будет горячая пища, — уверял Кошаков. — Обозы вместе с кухнями только ночью добрались. Терпение имейте.

— Так целый день и всю ночь не емши.

— И я не емши. Господа офицеры не емши. Что я сделаю? Будет, говорю. Хватит вопросов.

Тьма едва сменялась утренними сумерками. Резкий, сильный удар о землю, последовавший за коротким свистом, заставил всех вздрогнуть. Солдаты тут же побросались в окоп, попрятались с головой. Снова просвистело в небе, и раздался второй взрыв. Возле траншеи поднялся и рассыпался столб земли. Третий снаряд бахнул далеко слева, ещё два — как