Большая черная дыра - Amazerak

Германская атака захлебнулась кровью. Да и выглядела она настоящим безумием. Сотни людей открыто полезли на пулемёт и полегли от нескольких очередей. Какой псих или маньяк ими управляет? Как можно так бездарно бросать солдат наступление?

В деревне по прежнему продолжалась стрельба, тараторили пулемёты наперебой. Но и там скоро наступила тишина. Георгия распирало изнутри ликование. Нервы дребезжали натянутыми струнами, и каждая эмоция звучала необычайно ярко и звонко.

Но разум-то понимал, что сражение ещё не окончено. Германцы не успокоятся. Возможно, это была всего лишь разведка боем, чтобы выявить пулемётные гнёзда, а потом стереть их с лица земли с помощью тяжёлых орудий. Возможно, нет. Так или иначе, скоро противник пригонит сюда подкрепление и продолжит давить. Да и с артиллерией на той стороне полный порядок. А своя молчит. Её нет. То ли в снегах завязла, то ли из-за какой-нибудь глупой ошибки командования её и вовсе забыли прислать, и это ещё сильно аукнется.

В снегу на склоне шевелились выжившие германцы, раненые стонали, а один солдат выкрикивал какие-то фразы. В его воплях было столько отчаяния и боли, что внутри всё сжималось. Но его товарищи вряд ли полезут под пули до захода солнца. Теперь эти несчастные обречены замерзать в сугробах долгие часы, пока не придёт подмога. Не все выживут. Но хуже было то, что их стенания предстоит слушать тем, кто сидит в окопе.

У Георгия внутри поднималось негодование, когда он думал, что и его однажды погонят в столь же бессмысленную, обречённую атаку на окопы противника. Такое ведь случится рано или поздно. Шестая и седьмая рота на фланге уже напоролась на пулемётный огонь. Сколько их там осталось? Об этом никто не говорил.

Сразу появились физические позывы. Почти пустой желудок сворачивало в узел — видимо, от волнения или от плохой воды во фляге. Нужду пришлось справлять здесь же в окопе. Сейчас вряд ли стоило высовываться. Отходы жизнедеятельности солдаты либо закапывали, либо выбрасывали лопаткой далеко вперёд. Каждый изгалялся, как умел, чтобы не возиться в собственных экскрементах. Вчера ещё можно было под куст сбегать, а сегодня, когда враг близко и когда в любой момент могло накрыть артиллерией, рисковать никто не хотел.

Пришёл унтер-офицер из соседнего взвода — дежурный по роте. Забрал солдата из отделения, который прихватил с собой несколько котелков. Все поняли, что близится обед, и огрубевшие мужицкие лица просветлели. Георгий тоже ощутил надежду. Как мало здесь надо для счастья. Только стоны раненых отравляли радость. Чужая боль не давала покоя. Хотелось заткнуть уши и не слышать её.

Остальные продолжали копать. Словно кроты, рылись в неподатливом грунте.

— Как же они надоели, шельмы. Всё стонут и стонут, — злился Петька. — Видит Бог, не прекратят, я сам пойду порешу их.

— Болтать-то ты горазд, — проворчал под нос Гаврила.

— А ты не веришь? Думаешь, я треплюсь? Вот пойду и сделаю. Я четырёх германов порешил, пока они пёрли, и других кончу. Мне их не жалко. Только бы перестали душу вытягивать своим плачем.

— Ты, в самом деле, поменьше языком мели, — мрачно произнёс бородатый солдат из отделения, чьё имя Георгий не помнил. — Брехать все умеют.

— Да тьфу на вас всех, — проворчал Петька, но бахвалиться перестал, умолк.

Менее чем через час солдаты вернулись с котелками, полными картофельного супа и ломтями хлеба. Осчастливленные таким подарком, бойцы устроились поудобнее на дне окопов и жадно застучали ложками. Если по двое из одного котелка. Георгий тоже навалился на суп вместе с дядей Ваней. У того до сих пор тряслись руки, но ни одной жалобы не прозвучало из его уст. Наоборот, он старался выглядеть спокойным и весёлым, отпустил пару шуток, а потом всё равно невольно погрустнел.

— Эх, а раненые-то всё воют и воют, — вздохнул он. — Что ж не заберут их никак.

— А куда они полезут под пули? — рассудил Георгий.

— Ну дык, попробовать можно. Подползти там, я не знаю. Что ж они, изверги какие, чтобы своих бросать на мучения?

— А то! — вставил слово Петька. — Нехристи же. Они небось и детей своих едят.

Георгий тихо рассмеялся.

— Что смешного-то? — Петька насупился. — Умный больно?

Но Георгий не ответил и продолжил хлебать суп. Бодаться с сослуживцем из-за всякой ерунды настроения не было. Тот и так образованных недолюбливал из-за скудности ума своего.

Впрочем, за пару часов стоны раненых Георгию тоже всю душу высосали. Так надоели, что, казалось, он и сам готов был отправиться туда и забить их хоть штыком, хоть лопатой. Но молчал, крепился. Понимал, что тем, кто, истекая кровью, лежит в снегах, гораздо хуже, чем только что пообедавшим бойцам в окопе.

— Ну что, может, хвороста наломать, чайку сделать? — предложил дядя Ваня. — Командование не заругает? Господин младший унтер-офицер, разрешите, мы костерок разведём, воду вскипятим?

— Можно, — разрешил Кошаков. — Чего же нельзя? Синяков, иди хвороста наломай.

— Слушаюсь, — вздохнул Петька, которому совсем не хотелось вылезать с насиженного места.

Он нехотя встал, полез из окопа. И в этот момент что-то просвистело над головой, и за траншеей бахнул снаряд, вздыбив землю. Петька с руганью свалился обратно.

— Ранен? — спросил Георгий, который сам чуть не обделался от неожиданности.

— Совсем рядом бахнула, стерва… — Петька таращился по сторонам, а потом стал ощупывать себя. — Нет, не ранен… кажется. Жив. Слава Богу! Жив.

— Все в окоп! Опять бьют! — Кошаков поднялся во весь рост, высматривая, не бродит ли кто-то из отделения за пределами траншеи. Солдаты, которые в это время находились в поле, тут же побросали все свои дела и ринулись к укрытию.

В воздухе гулко бахнуло. Над окопом образовалось серое облачко, что-то засвистело вокруг, Кошаков упал на бруствер и сполз вниз. Кто-то завопил. В небе как-то по-особенному, не как обычные фугасы, захлопали в взрывы. Окопы наполнились криками и причитаниями. В ход пошла шрапнель. После неудачной атаки враг задался целью очистить позиции русских, чем и занялся.

Георгий жался к дну траншеи и в ужасе таращился на небо, откуда в любой миг могли сойти смерть или боль. Раненые орали совсем рядом, некоторые солдаты прикрывали головы лопатками, как будто это могло от чего-то защитить. Что случилось с командиром отделения, непонятно — не было времени разглядывать — но как будто, парень погиб. Кошаков был совсем молодым пацаном, ему посчастливилось выжить в жесточайших осенних боях, но сейчас смерть его не пощадила. Легко и буднично она пришла и оборвала жизнь младшего унтер-офицера.

Некоторое время Георгий лежал, скованный страхом и непониманием, а