Фантастика 2025-61 - Дмитрий Александрович Емец

Щёлк…

Больно. Роберт сел, мотая большой головой. Перед глазами плыло, крючковатый кустарник зашевелился, пополз куда, сливаясь, скручиваясь двойной спиралью, хрустя, ломаясь. Викино беспокойство гулко стучалось в череп — никак не понять, что она там спрашивает. Она не спрашивать должна! Слушать!

Процесс! Она должна знать, что всё происходящее на их родной планете — всего лишь часть сценария, плана, который был разработан задолго до появления жизни на Земле! Все войны, все катастрофы и эпидемии, каждое более или менее глобальное событие было заложено в алгоритм человеческой цивилизации! И таких планет тысячи — множество вариантов просчёта, поиска некой конечной цели, правильной версии!

Сопряжение пыталось понять Процесс. Те, кто заложил Сопряжение, первые в галактике покорили космос — как внутренний, так и внешний. Десятки тысяч лет они собирали знания на родной планете, имея безграничный доступ к внутреннему космосу, но так и не смогли ни понять конечной цели Процесса, ни найти того, кто его запустил.

Щёлк!..

Как вырубил его кто на миг. Роберт очнулся — голова кругом и будто бы уже пополам. Носом опять шла кровь. Вика мельтешила — смазанная страхом, размытая. Но она слушала. Она молодец!.. Главное, чтобы она сейчас запоминала как можно больше!..

Роберт опять разлепил губы. Он не слышал собственных слов, но очень надеялся, что они звучали, и звучали понятно. Боль была страшная. Ещё раз такую ему не вытерпеть.

Сопряжение вносило вирус в Ядра планет, где жизни предстояло обзавестись разумом. Заражало целые цивилизации внутри Процесса, чтобы по прошествии нескольких тысяч лет вернуться и… поглотить накопленную информацию. Выпить полупереваренную жертву, как выпивает паук. И только избранные из избранных заражённой цивилизации входили в Сопряжение, остальных ждала либо судьба полуразумной скотины, либо страдания.

Это уже произошло с Землёй! Сопряжение внесло в человеческие гены тот самый вирус-сборщик информации! И они придут за ним! Скоро!..

Нет. Они уже никуда не придут. Сопряжения больше нет. Остатки его погибли тут, при попытке повторить эксперимент по сотворению Инкубатора. Удар был нанесён неожиданно и вероломно. Белотелые не оставили создателям ни единого шанса.

Ядро Геи-А обнаружилось с изъяном, из-за которого оно изначально было вне Процесса и имело собственную волю. Знания о Процессе подталкивали Сопряжение к действию, такая планета как раз и была им нужна! Исключительные условия для конструирования Инкубатора!

Решением не уничтожать побочные результаты первого эксперимента с Инкубатором Сопряжение загубило себя само. Ведь то, что выродилось в нём и сожрало всё живое на Гее-А было точным отражением тех, с кого оно само начиналось. Вместо стерилизации планеты Сопряжение мало того, что приняло избранных белотелых в себя, так ещё и поставило саранчу себе на службу.

В виски медленно вкручивались заострённые штифты. Казалось, ещё немного, и кровь потечёт не только из носа, но и изо рта, ушей, глаз… Роберт выл — неизвестно громко или вообще беззвучно. Единственное, что он мог, это сбивчиво излагать образы и изо всех сил стараться усидеть на месте.

Белотелые — падальщики Сопряжения. Ради них в вирус-сборщик привнесли двоичную структуру, после чего остатки выжатых цивилизаций долго служили белотелым пищей. Вплоть до тех пор, пока они не ударили по собственным хозяевам, решившим повторить эксперимент по поискам целей Процесса на Ясной.

Роберт прекрасно понимал, что это за «надстройка» у вируса Сопряжения. Это был Q-рак. Но он никак не мог выхватить нужный образ, понять саму основу вируса, разглядеть то, на чём надстройка держалась…

Щёлк!

И Роберт разглядел этого троянского коня в полной красе.

Это был Ординатор.

Глава 24. Мир наизнанку

Интересное это чувство — ощущать присутствие чужого разума. Почти как нечаянное соприкосновение нагими телами, ничуть не менее будоражащее. Даже если знать, кто именно обосновался в твоей голове.

Буров ощущал Ренату вот уже минут пять. Она «заявилась» внезапно и молча — без предупредительных импульсов. Она просто наблюдала, используя то, что позволено лишь командиру, старшему безопаснику и ей самой — дуальное восприятие.

Буров был не против. Он чувствовал, что это неспроста. Что по-хорошему у Ренаты нет времени на созерцание ночных гор Ясной. Значит, у неё всё уже не по-хорошему. Значит, он будет молчать и смотреть в переливы горизонта, позволяя полюбоваться и ей.

Она тоже доживала. Они доживали вместе: эмпат и социопат в обнимку внутри одной черепной коробки.

И Буров почти не удивился, когда в голове зазвучало негромкое:

«Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно».

Рената была в своём репертуаре. Тратила силы, чтобы бесчувственный Истукан напоследок послушал так понравившегося ему Высоцкого. Возможно, вытаскивая из Ординатора лирику прошлого столетия, пела и сама. И почти наверняка думала, что таким образом таки «смягчит чёрствое сердце». С неё, дурной, станется…

Впрочем, не такая это уж и утопия, ведь…

Помнится, она говорила, что Майкл — хороший человек. Что он не способен на предательство. И Буров, нажимая на курок гордеева, в какой-то мере доказывал ей обратное. Что он никакой не хороший, и уж тем более — не человек. Что он прятался под чужой личиной и преследовал собственные неведомые цели.

Помнится, Рената твердила Бурову, что Константин Корстнев никогда по своей воле не отправил бы их умирать, а он только молчал в ответ. Тогда он ещё не знал, что ответить, хоть и чувствовал, что правота за ним. Призыв о помощи на всю планету вывернул доверчивую Ренату наизнанку, но Буров не злорадствовал. Не в его правилах бить лежачего.

Минуту назад явилась изнанка его мира — оторванная от живого, окровавленная. Медленно, со стоном и скрипом мир кренился набок и выворачивался.

Рената показала ему, что Корстнев действительно не поступил бы так, не послал бы их на смерть. Да и не только их — никого вообще. Показала, что Корстнев из страха смерти оказался под влиянием чужой воли, и что он, никогда не ошибающийся Тимофей Буров, неправ более чем полностью.

Что он ошибся…

Ещё несколько дней назад это только разозлило бы его. Но не теперь. Теперь Буров был готов треснуть, проломить изнутри защищавший его столько лет непроницаемый панцирь убеждённости.

Он никогда не просил прощения. Ни у кого, ни за что. Потому как не ошибался. Сейчас же, ощущая молчание обессиленной Ренаты в голове, чувствовал, что не хочет заканчивать жизнь вот так.

Но просить прощения было