Слуга Государев. Тетралогия - Денис Старый

— Ждите! — сказал я стрельцам.

Нечего им смотреть на то, что я умею вскрывать проволокой замки. Мало ли какие слухи пойдут.

Замок и не был закрыт. Сильно, видимо, спешили.

Зашел в комнату, где жил сам стряпчий. Мда… вещи разбросаны, отрезы тканей, разбитые кувшины. Я прошелся. Мало ли… Вдруг бы золотишко какое нашел. Уверен, что у того, кто регулирует быт царей, питание, одежду, всегда найдется кубышка с драгоценностями. Нет. Не было.

Брать даже шелк, и такой рулон валялся, я не стал. Не золото, в сумку не спрячешь. А вот стеклянную мензурку я подкинул. Пустую, но словно бы ею пользовались только что.

Так себе доказательство. Но хотя бы… Ведь стеклянные мензурки не так уж и распространены. И чаще всего именно лекарства в них, ну или яд. Больше ничего не наливают. Кельнская вода, духи, вроде бы вообще не распространены.

— Вперед! — уже через пять минут приказал я стрельцам.

И мы пошли к государю.

— С чего ты тут обретаешься? — спросил меня сотник одного из полков иноземного строя, останавливая на подходе к царским комнатам.

— Государя отравить хотели, — ответил я. — Треба предупредить и усилить охрану.

— Куда же усилить, ежели с ним Волат-Гора, — усмехнулся сотник.

— Го-су-да-ря отравить желали! — чеканя каждое слово, сказал я.

Сотник резко переменился в лице, подошёл ближе и положил руку на эфес шпаги.

— Кто? С чего решил? — требовательно спрашивал он.

— Не тебе меня спрашивать, — резко отвечал я. — Рында государева тут? Тут Гора?

— Так и есть. Этой ночью тут. Сторожит, — сбавив тон, отвечал сотник.

Хорошо, что Гора был в Кремле. Когда я сюда вернулся, не было возможности и времени узнать это. Но предположить можно было: в последнее время он всё чаще не отходил от Петра Алексеевича и даже получил себе спальное место в небольшой комнате рядом с царской спальней.

— Веди до государя! — потребовал я.

— Так нельзя, — уже чуть растерявшись, отвечал сотник. — Ты бы испросил дозволения

Этот командир не был в моём подчинении. По крайней мере, сейчас. Но я помнил его. Во время бунта он был одним из тех, кто незамедлительно пришёл в Кремль. Ссориться с человеком, преданным Петру Алексеевичу, к которому и я намеревался быть верным, не хочется.

Тем не менее…

— Сотник, веди до государя! Я наставник его и мне вход в палаты дозволен. А коль не сделаешь этого, — я посмотрел на пятерых человек, стоявших за спиной сотника, — то поломаю тебя и твоих людей здесь же.

— Что здесь такое? — прозвучал раскат грома.

Так спросил Гора.

— Веди меня до государя, отравить его хотели! — обратился я к охраннику Петра Алексеевича, который находился в моём подчинении и в моём полку.

Гора кивнул и с подловатой улыбкой посмотрел на сотника и его людей.

— Не серчай, Демид. Полковник до государя дороже и вернее, чем кто бы то ни был. Забыл, что это он бунтовщиков первым гнал? — пробасил Гора.

— Поднимай сотник Юрия Михайловича Долгорукова, — потребовал я.

Командир медлил, и в какой-то мере это было правильно: он не мой подчинённый. Но если прозвучало о попытке отравления государя, сотник должен был действовать немедленно и отправить за Долгоруковым.

В Боярской Думе и возле трона не только шли бои за власть. Бывали и соглашения. Что делать с Юрием Михайловичем Долгоруковым, который в начале бунта был главой стрелецких приказов, но явно сплоховал в должности? Нашли решение. Никто не хотел ссориться с Долгоруковыми. Они так или иначе, но род боярский, княжеский, знатный и богатый. Так что Юрия Михайловича и назначили комендантом-каштеляном Кремля. Если что случается, то расследовать должен он.

— Ваше Величество, я намерен взять вас под плотную защиту, — говорил я взбудораженному юному царю, когда вошел в покои Петра.

Пётр Алексеевич стоял напротив меня в рубашке и накинутом халате. Глаза его были шальные и испуганные. Ночной взлом в царские покои — вещь исключительная.

Но мне нужна была и такая реакция. Только бы не переборщить и не вызвать падучую.

Уже разнеслось по всему Кремлю, что государя пытались отравить. Я посылал своих стрельцов сообщать об этом всем встречным и не сразу понял, что в деле была замешана всего одна женщина — кухарка. Она так быстро понесла новости, что я бы подумал, а точно ли Попов изобрел радио. Или Кухарка сделала объявление по всему Кремлю.

— Да как посмел ты, полковник? — в царскую спальню влетела разъярённая царица.

Она была необычайно красива. Понимаю, почему Алексей Михайлович попал в её чары. А если учесть, какой Наталья Кирилловна, в девичьи Нарышкина, могла быть лет десять назад… Ух! Огонь женщина!

— Ваше Величество, — обратился я к царице, и от такого обращения она растерялась.

Пусть растерянность была краткой, но это охладило натиск Натальи Кирилловны.

— С чего ты думаешь, что государя травить собрались? — спросила царица.

И тут в дверях показался Юрий Михайлович Долгоруков. Одевшись лишь в кафтан, он всем видом вопрошал, что происходит и почему его подняли из постели. И почему в Кремле ночует? Лилеет надежду вернуть свое влияние, которое было до бунта? Да он сейчас даже несколько растерял свой боярский лоск и статность.

— Сии сахарные кренделя и какао я просил принести с царской кухни для государя. Поутру у нас урок, и я желал почествовать Его Величество, угощать за каждый правильный ответ, — говорил я.

— И кренделя с какао отравлены? А с чего ты какао берёшь на кухне — поутру оно холодным будет, невкусным, — скептически спросил Долгоруков.

Но он вполне резонно заметил.

— Так нашёл бы, на чём подогреть. А кто же мне с самого утра в царской кухне снедь давать будет? И как успеют поутру кренделя испечь? — парировал я подозрения.

— Кто? — выкрикнул Пётр Алексеевич, привлекая внимание. — Кто желал смерти моей? И отчего же так много крамольников развелось. Не пора ли, князь Юрий Михайлович на кол кого посадить?

И глаза такие… Строгие, бескомпромиссные. Вот он — прет наружу Петр Великий.

— Жена стряпчего у Крюка, — резко сказал я.

Долгоруков развернулся и быстро пошёл к комнате стряпчего. Юрий Михайлович лишь махнул рукой, чтобы сотник сопроводил его.

По сути, всё. Больше от меня уже ничего не зависело, паника и без того разгоралась. Долгоруков придёт к стряпчему и не обнаружит его там. Этого хватит, чтобы назначить виновного. Тот, кто бежит, тому есть от чего убегать. Нужно будет передавать стряпчего Долгорукову. Но только когда преступник пройдет через холодную, которая нынче занята под нужды Следственной комиссии.