Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

них балансировала на краю, а потом и свалилась. Прямо на роскошный царицын белый летник. Чай выплеснулся, на белом коричневое пятно – грязное, размытое. Чашка только звякнула.

– Б…!!! – поносно выругалась царица.

Устя смотрела на ее лицо – и страшно становилось.

Такие у нее глаза были.

Жива-матушка, это ж просто летник! Тряпка расшитая! Таких десяток смени – не заметишь! Ты царица, не первый он у тебя, не последний! А она так смотрит… словно убила бы!

За глупость!

За случайность.

А ведь раньше Устя ее такой не видела.

Марина с ней и не разговаривала, правду сказать. Так, могла пару фаз бросить, до слез довести мимоходом и дальше пойти. А сейчас Устя не удержалась.

Знала, что смерть рядом стоит, и не смолчала. Слишком уж ей больно было – ТОГДА.

– Как платье-то жалко, государыня. Это не отчистишь, сливки в чай наливали свежие, это только перешивать придется. Уж больно некрасиво выглядит, как засохшая кровь.

А оно и правда так выглядело.

Чай красновато-коричневый, да молоко еще оттенок разбавило. Вот и получилось ржавое пятно, некрасивое…

– Ах ты…

Марина еще одно ругательство выплюнула – и за дверь вылетела. Переодеваться.

А может, еще и чаем ее ошпарило. Хотя это уже неправда. Он не такой горячий. И молоко разбавило. Ох-х-х.

Фёдор руки протянул, Устинью за плечи взял.

– Устенька моя… красавица…

– Царевич, я не холопка какая, меня в углу зажимать!

– Не холопка, конечно. Боярышня… царевной будешь. А хочешь – царицей? Все для тебя сделаю, только не противься… ты мне как воздух нужна, жить без тебя не могу, дышать не получается…

И выглядел Фёдор при этом так… Устя даже встревожилась. Лба его коснулась.

А ведь и правда – вид ошалелый.

– Да здоров ли ты, царевич?

– Не знаю. Только о тебе думаю, едва два дня эти прожил… как до отбора доживу, не знаю… обними меня, Устяша! Устенька моя…

Устя задрожала.

Еще шаг, еще движение, и она…

Она с собой не совладает.

Но Фёдор не успел шелохнуться. Дверь наново открылась.

– Отпусти боярышню, братец. Непотребное творишь!

Когда б на Фёдора ведро воды вылили, и тогда б он так не подскочил.

– Брат?!

Устя развернулась, поклонилась в пол.

Лицо спрятала. Хоть ненадолго. Хоть пару секунд. Не ждала она…

– Государь.

– Поднимись, боярышня. Посмотреть на тебя хочу.

Устя уже с лицом кое-как совладала. Выпрямилась, в глаза ему посмотрела.

Тоже серые.

Только у Устиньи глаза прозрачные, словно ручеек на камнях. А у царя темные, грозовые. И в самой глубине их, вокруг зрачка – золото. Ровно молнии проблескивают.

Волосы темные, потемнее каштана спелого, плечи широкие, а лицо спокойное и доброе. И усталое… круги под глазьями синие. В каштановых кудрях всего несколько нитей седых… Устя его совсем таким и помнила.

Другого вспоминать не хотела.

– Вот ты какая, боярышня Устинья.

А Устя и рта раскрыть не могла.

Хотелось шаг вперед сделать, ладонью лица его коснуться, губами усталость стереть.

Вернулась я, Боренька.

К тебе вернулась. А ты меня и не знаешь, и не любишь, и раньше не видывал. Ты покамест жену свою любишь, не меня…

А я…

В тот раз я тебя только на свадьбе своей увидела. И вдохнуть не могла. Влюбилась в миг единый…

А ты только на Маринку и смотрел, других не видел, не хотел видеть. А она… она по сторонам поглядывала.

Не стоит она тебя, и никто другой не стоит. И я, наверное… только вот я тебя люблю больше жизни своей, больше смерти. А ты меня – нет.

– Одобряю, Фёдор. Когда жениться решишь, благословлю.

– Благодарствую, брат.

– А ты, боярышня, что скажешь? Порадовал я вас?

Устя сама себе удивилась. Она еще говорить может? Может ведь? Правда?

– Ты, государь, всех порадовал. Брата своего, родителей моих, вдовую государыню. А меня спрашивать никто и не будет, девке ведь своего ума не полагается.

– Не люб тебе мой брат?

А брови сдвинуты, но только для вида. Устя точно знала – не сердится. Сколько раз подглядывала, как царь государственными делами занимается, с боярами говорит, послов принимает. Все его выражения узнавала. И это тоже. Весело ему, любопытно. Не встречалось ему такого ранее.

– Ему отвечала, государь, и тебе отвечу. Любить того, кого не знаешь, – это только в сказке. Вот там и жар-птицы, и царевичей с первого взгляда любят. А жить-то мне не с красной шапкой, не с сафьяновыми сапогами. Жить с человеком, а я его и не знаю.

– Разумна ты, боярыня. Не по годам разумна. Вот вы с Фёдором и встретились, чтобы получше друг друга узнать, верно ли?

– Государь, не гневайся за дерзость. А только я с любимым хочу жизнь прожить, детей ему рожать, стариться вместе. Можно ли с единого взгляда понять, твой это мужчина или нет? Живой ведь человек, не картинка лубочная.

– Правильно говоришь, боярыня. Хорошо же. Приходи сюда, в палаты, встречайтесь с Фёдором. И помни, брат, руки при себе держи. Редко мне такие разумницы встречаются. Чтобы и говорила спокойно, и не тряслась, как хвост овечий.

И снова язык быстрее разума распорядился.

– Неуж ты, государь, испуганным овцам на хвост смотрел?

Борис на Устю посмотрел удивленно. А потом понял – и захохотал. Весело и звонко, совсем как мальчишка. Фёдор сообразил позднее – и к брату присоединился. Едва отсмеялись, болезные.

– Я тебе, боярышня, отару подарю. Полюбуешься.

– Государь, так мне их и пугать-то нечем.

Давно эти стены такого смеха не слышали. А на пороге соляными столбами стояли вдовая царица Любава и боярыня Евдокия. И глазами хлопали, как две совы.

Не видывали они такого.

Не предполагали даже.

* * *

– Устя, что ты царю сказала, что он отца твоего к себе пригласил?

Устя только вздохнула.

Что сказала?

Про овец мы побеседовали, маменька.

А еще…

ОН заинтересовался.

Ему впервые за долгое время весело и интересно стало, а это для него важно. Сам он говорил, что нет у него в жизни радости. В детстве была, а потом как отрезало. Заботы навалились, придавили…

Когда ушло?

Куда делось?

Да кто ж его знает… а сейчас он на миг ту радость ощутил. И еще захочет.

Фёдор тоже доволен был. Опасался он решения брата. Сказал бы государь – нельзя, так Фёдор и дернуться бы не посмел. А вот Борису никто и ничего запретить не мог. Не тот характер.

Разные братья, совсем разные.

Говорят, Борис на государя Сокола чем-то похож, но Устя точно не знала. Портретов не сохранилось, давно дело было.