Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

он из дома всё забрал, что было, чтобы знахарке заплатить. Или хоть снадобий каких купить, если та ехать откажется. В доме — пятеро детей. Жена помрёт — ему куда с ними?.. А вышло так, что сам помер. Да не где-нибудь, а в лесу. Раньше весны, пока снег не стает, не найдут. А найдут — вряд ли будут наследников разыскивать. По лесам вдоль дорог известно, что за публика шарится. Там, он говорит, в подполе ещё монеты припрятаны. Давно копили, думали по весне лошадь хорошую купить. Да только дети не знают, где лежат, сами не найдут. А жена — ну как помрёт и сказать им не сумеет? Она в последние дни совсем плохая. Детям тогда тоже только и останется, что голодной смертью помирать. А виноват вроде как он. Ну, то есть, по сути не виноват, конечно, но сам-то думает, что виноват! И вознестись не может. Не глядит даже в эту сторону. Я — к нему в деревню. В избу зашёл — жена и правда плохая, в бреду мечется. Меня за него приняла. Привёл, говорит, знахарку?.. А дети — мал мала меньше, таким с деньгами-то не выжить. Любой обдурить может. И вот стою я посреди избы, как идиот, думаю, что делать. И тут вдруг дверь открывается, соседка зашла. Сперва дичилась меня, но сумел разговорить. И тогда уж она — как давай причитать. О мужике этом, о жене его. О том, какие они люди хорошие. Как жили дружно, как соседям помогали в неурожайные годы. А потом к детям кинулась. Не бойтесь, говорит, сиротами не останетесь. Не бросим мы вас! Всем миром — всяко выходим. Всё хорошо будет… Она ревёт, дети ревут, хозяйка на печи мечется — форменный хаос. А призрак, который со мной в избу пришёл, в этом хаосе вдруг светиться начал. Спасибо, говорит, ваше благородие. Теперь уж спокоен я. И — луч. Вознёсся. А у меня на руке чётки появились.

— Ничего не понимаю, — честно сказал я. — Ты-то к его вознесению — каким боком?

— А ты к Лизе и Стасу — каким? — огрызнулся Денис. — Вознесение — материя тонкая. Сотню лет провозишься, а понимать будешь меньше, чем в начале… Ладно, насыщайся. Пойду, у меня в десять тридцать первый сеанс.

Денис встал и двинулся к выходу. Я проводил его взглядом. А когда обернулся, увидел, что напротив сидит Мстислава.

— Здрасьте. — Я сумел не вздрогнуть. — Как парикмахерская?

— Это ты мне скажи. — Мстислава откинулась на спинку кресла, приняла горделивый вид и провела руками по белоснежным кудряшкам.

На мой взгляд, не изменилось ничего. Но я живу на свете достаточно давно, чтобы понимать: женщинам такое говорить нельзя. Независимо от возраста.

— Восхитительно. Я сражён наповал.

— Вот это правильно, — одобрила Мстислава. — Всегда так говори. От баб отбоя не будет.

— Как у Дениса?

— Ну, настолько-то вряд ли, конечно. Для него бабы — призвание.

— Странно. А мне он сказал, что его призвание — спасать души. Проиллюстрировал это, правда, как-то не очень наглядно…

— Он тебе не всё сказал.

Я вопросительно посмотрел на Мстиславу.

— Про того крестьянина. Вознестись он — и впрямь вознёсся. Да только Денис сразу после этого в полк поскакал, за лекарем. Тот знающий мужик был, жену крестьянина выходил. Но Денис и дальше не успокоился, присматривал за семейством. Денег подкидывал, глядел, чтоб детишек не обижали. Добрая он душа. Горя повидал немало — а вот, поди ж ты. Не очерствел. Потому, может, крестьянин тот и вознёсся с чистым сердцем.

— В жизни бы про Дениса так не подумал, — пробормотал я.

Мстислава улыбнулась.

— Это хорошо.

— Почему?

— Потому что если он узнает, что про него так думают, взбесится хуже пожирателя.

Теперь улыбнулся я. Завтрак доедал в задумчивости.

В той же задумчивости вошёл в номер шахматиста. Он сидел над доской. Поднял на меня голову. Но даже не кивнул, что заметил — не говоря уж о том, чтобы поздороваться. Просто снял с доски фигуры, расставил их к началу партии, развернул белой стороной ко мне и скомандовал:

— Ходи!

Выглядел шахматист паршиво — если о призраке можно так сказать. Осунулся и как будто стал прозрачнее. Я уже знал от коллег, что находиться в отеле вечно души не могут. Срок их пребывания здесь ограничен, зависит от многих известных и неизвестных параметров. Но рано или поздно этот срок истекает. И если в течение отпущенного душе срока она не возносится, то…

Я посмотрел на шахматиста и покачал головой. Сделал ход. Всё тот же, е2 — е4. Шахматист поморщился, как от оскомины, и сделал ответный ход.

— Почему для вас так важно выигрывать? — просил я.

— Для меня важно играть. Это — беспрестанная работа ума. Тренировка мозговой деятельности.

— А зачем вам постоянно тренировать мозговую деятельность?

Шахматист впервые за всю дорогу посмотрел на меня с любопытством.

— То есть, как это — зачем?

— Ну, вот так. Что это вам даёт?

Шахматист задумался.

— Как по мне, любая тренировка — подготовка к чему-то, — продолжил развивать мысль я. — Как за оружием, например, положено ухаживать. Огнестрельное — чистить, смазывать; холодное — точить. И человек, который этим оружием пользуется, никаких вопросов у меня не вызывает. А вот человек, бесконечно натачивающий, например, саблю, которой не взмахнёт никогда — вызывает. Вот я и спрашиваю: для чего вам эти тренировки? Как именно вы пользовались своим остро отточенным умом?

— Я работал!

— Это понятно. Многим людям свойственно, я и сам не исключение. А кем вы работали?

— Ходи! — рявкнул шахматист. С таким свирепым выражением лица, что дальше расспрашивать я не стал.

Стоит ли говорить, что он снова разнёс меня в пух и прах. И ещё раз. И ещё три. Потом позвонила Изольда, напомнила, что мы собирались исследовать заброшку. Я малодушно слинял. Уходя, подумал, что клиент, кажется, сбледнул с лица ещё больше.

Плохой признак. Если и завтра ни на шаг не продвинусь, придётся просить о помощи старших товарищей.

— Как успехи? — спросила Изольда.

— Да никак.

— Чем занимались?

— Опять в шахматы играли. Клиент меня раз за разом обыгрывает, но совершенно не похоже, что выигрыш приносит ему удовольствие. Ощущение, что скорее наоборот — расстраивается.

Изольда покачала головой:

— Так не должно быть. Когда клиенты расстраиваются, они теряют жизненные силы.

— Догадываюсь. Но что могу поделать? Я не гроссмейстер. И за такой короткий срок вряд ли им стану.

— А ты думаешь, что если его обыграть, это поможет?

— В том-то и дело, что вряд ли. Он не радуется победам. Не