Моя чужая новая жизнь - Anestezya

— Полагаю, герр лейтенант будет счастлив узнать, что вы живы и здоровы, — продолжал издеваться Херман. — Уже сутки ваши рыцари места себе не находят, прочёсывают окрестности, гадая, куда же вы подевались.

Я наполовину пропускала этот стёб мимо ушей, отчаянно думая, что же мне делать. Самым удачным вариантом было, конечно, застрелиться самой, но проклятая трусость и желание жить естественно перевесили. Теперь уже и поздно. Херман забрал мой парабеллум.

— Вы же не против, если это пока побудет у меня? — он снова одарил меня издевательской усмешкой. — До выяснения обстоятельств, почему вы сбежали вместе с русской девкой. И, кстати, куда вы всё же направлялись?

Так и хотелось ляпнуть: «Я ничего не буду говорить без моего адвоката». Хотя зря я надеюсь, что Вильгельм поможет мне оправдаться. У меня не хватит ни времени, ни фантазии придумать сейчас железобетонное алиби. Максимум на что я смогу рассчитывать, что он не станет меня изощрённо пытать. Но опять же, есть такая хрень как Штейнбреннер, а я уже знала, что Вилли не будет пререкаться с ним.

— Я не обязана отчитываться перед вами за свои действия, — как можно спокойнее ответила, стараясь не показывать свой страх. — Разумеется, у меня были веские причины оказаться здесь с этой девушкой.

Может сказать, что я попёрлась на встречу с двойным агентом, а Нина — посредница? Эта идея самая удачная, которую смог родить мой мозг в приступе паники. В принципе до возвращения в Ершово у меня есть немного времени мысленно обыграть парочку внятных версий. Вот что эти упыри забыли именно здесь? Мы же ушли довольно далеко.

— Прошу вас, фройляйн.

Эта снисходительная вежливость била по нервам куда больше, чем если бы меня погнали как Нину пинками. Все всё понимали. Я в полной заднице, и предвкушение отсроченной, но неминуемой расправы надо мной видно доставляло ему особое садистское удовольствие.

— Шевелись, тупая корова, — блондинчик в очередной раз подтолкнул девушку прикладом. — Мы и так из-за вас болтаемся уже вторые сутки на морозе.

Молодец, Винтер, сам облаву устроил ещё и этих гадов подключил.

— Штурмбаннфюрер крайне обеспокоен вашим исчезновением, фройляйн, и охотно предоставил лейтенанту людей в помощь, — пояснил Херман, словно читая мои мысли. — У вас должна быть действительно веская причина, чтобы объяснить побег.

— И она есть, не сомневайтесь, — процедила я.

Нина видно была в такой же панике, как и я. Девушка не смогла удержаться от сдавленных рыданий.

— А ну заткнись, дрянь, — солдат снова пнул её в спину. — Надо было думать дважды прежде, чем бежать.

— Не трогайте её, — вряд ли у меня ещё есть право голоса, учитывая, что скоро я вполне вероятно окажусь на её месте, но молчать я тоже не могу.

— Тише, Мориц, успеешь ещё, — усмехнулся Херман.

— Почему мы вообще возимся с этой русской? — спросил второй солдат, равнодушно поглядывая на Нину. — Раз она нарушила приказ, пристрелим её прямо здесь.

— Она пока нужна нам живой, — ответил Херман, смотря при этом на меня. — Мы её тоже допросим. Безусловно, штурмбаннфюреру будет интересно услышать обе версии.

Я почувствовала, как сердце камнем ухнуло куда-то вниз. Уговорить Нину подыграть я уже при всём желании не смогу. В том, что она расколется, я не сомневалась. Вспомнив вчерашнюю расправу, я сама отбросила всякую надежду выстоять на допросе. Да ебись оно всё провались! Не буду я больше трусливо увиливать. Раз уж помирать, так с музыкой. Так что «порадую» их для разнообразия правдой. Всё выложу! И что я попала из будущего, и что их ждёт полный разгром, и что их ненаглядный фюрер под конец будет трусливо отсиживаться как крыса в бункере и застрелится. Ничего не забуду: Нюрнберг, бомбёжки городов, контрибуцию, советские танки у стен Рейхстага.

Ясное дело после такого признания мне точно не жить. Никогда в жизни я ещё не испытывала настолько сильного страха. Конечно, я рискую буйной головушкой вот уже почти полгода, но оказывается, это были цветочки. Слишком уж я расслабилась с Вилли, считая, что в случае провала мне светит максимум расстрел, что иголки под ногти и ломать кости мне никто не будет. Я почувствовала ком в горле, попытавшись представить, как я сегодня умру. Неужели Вильгельм позволит этим отморозкам оторваться на мне по полной? А как тогда? Расстреляет лично? Или отдаст кому-то приказ? Я неделями жила бок о бок с этими парнями, и теперь кто-то из них станет моим палачом? Нужно поручить это дело Шнайдеру, вот уж кто с удовольствием пустит пулю мне в затылок. А Фридхельм? Скорее всего, он будет пытаться меня спасти. Естественно безрезультатно. Но возможен и другой вариант. Узнав всю правду, он может и не простить мне обман. Есть предел всему, и очередная ложь может стать той самой последней каплей. Оба варианта скажем так хреновые. Я почувствовала, как в уголках глаз замерзают слёзы. Неужели ничего нельзя сделать? Если я сейчас резко побегу, куда глаза глядят, они же должны стрелять, так? По крайней мере, это будет быстрее и безболезненнее, чем допрос. Херман, словно учуяв мой настрой, резко притянул меня за локоть и с той же спокойной ласковой интонацией сказал:

— Не стоит ещё больше всё усложнять, фройляйн. Есть приказ доставить вас живой, но ничего не говорилось о том, чтобы невредимой. Попробуете бежать или сопротивляться, и мне ничего не помешает прострелить вам ноги или сломать руку.

Сука, а ты только и ждёшь отмашки, чтоб поиздеваться над новой жертвой, да? Естественно переходить эту тонкую как паутина черту я не решилась. Даже если я через несколько часов умру, ни к чему давать повод калечить себя.

Я не сразу поняла что происходит. Услышала крик Нины, отборную ругань и сухие щелчки выстрелов. Херман резко толкнул меня в ближайший сугроб и, перекатившись за поваленное дерево, начал стрелять в ответ. Мелькнула слабая надежда, что мы попали в засаду русских. Мне, конечно, предстоят неприятные разборки, но по крайней мере жить буду.

Как только стрельба прекратилась, я осторожно высунулась из сугроба. Блондинчик и Херман вроде живы, Нина тоже, а вот их товарищу не повезло. Херман поднялся, отряхивая снег, подбежал к неподвижно лежащему телу, склонился, проверяя пульс:

— Он мёртв, — затем прислушался. — Если бы это были партизаны, в нас бы продолжали