Сингулярность Смерти - Vinnipukhovich

детектива Вернера он был символом искусственности, фальши, пропитавшей Новую Матрицу. Дело о контрабанде «чувств» началось с банальной кражи — пропажи дорогостоящего интерфейса, позволяющего записывать и воспроизводить эмоциональные состояния. Но чем глубже он погружался в расследование, тем отчётливее понимал: здесь пахнет не просто преступлением, а отчаянием.

Жертвы — богатые и пресыщенные жители верхних уровней, давно утратившие способность испытывать настоящие эмоции. Их жизнь — бесконечный праздник, череда развлечений и удовольствий, но за маской благополучия скрывалась пустота. Они платили огромные деньги за возможность «почувствовать» хотя бы на мгновение каплю чужой радости, печали, любви или страха.

Преступники — группа хакеров, называвших себя «Эмоциональными пиратами». Они не были обычными ворами или вымогателями. Они считали себя борцами за справедливость, Робин Гудами цифровой эпохи. Они крали эмоции у тех, кто, по их мнению, их не заслуживал, и продавали их тем, кто нуждался в них больше всего.

Первым подозреваемым был Эзра, бывший нейрохирург, изгнанный из элитных медицинских кругов после скандала с незаконными экспериментами по усилению эмпатии. Он утверждал, что лишь пытается помочь людям, страдающим от эмоциональной анестезии. Его лаборатория была забита устаревшим оборудованием, а в глазах горел фанатичный огонь.

«Мы создали мир, в котором чувства стали товаром, — говорил он Вернеру. — Мы отравили себя технологиями, заглушили свои эмоции, превратились в бездушных потребителей. И теперь мы расплачиваемся за это».

Вторым подозреваемым был Кассиан, загадочный брокер, занимавшийся нелегальной торговлей эмоциями в глубокой сети. Он был мастером манипуляций, умевшим читать людей как открытую книгу. Его офис располагался в тёмном переулке города-призрака, а его телохранители были кибернетически усовершенствованы до предела.

«Я просто делаю то, что должен», — говорил он Вернеру. — «Я удовлетворяю спрос. Если люди хотят платить за эмоции, кто я такой, чтобы им мешать?»

Расследование затягивалось, уводя Вернера в мир, где мораль потеряла всякий смысл, а чувства стали предметом купли-продажи. Он видел отчаяние в глазах жертв, цинизм в словах преступников, равнодушие в сердцах окружающих.

Лилия, его стажер, проявляла странный интерес к этому делу. Она была молодой, чувствительной, идеалистичной. Она верила в справедливость, в добро, в любовь. Вернер боялся, что столкновение с темной стороной Новой Матрицы сломает ее, разочарует, отравит ее душу.

Однажды ночью он застал ее в архиве. Она изучала старые записи, связанные с «эмоциональной терапией».

“Что ты здесь делаешь?” — спросил он ее.

«Я пытаюсь понять», — ответила она, — «как это произошло? Как мы дошли до того, что начали торговать своими чувствами?»

«Это сложный вопрос», — сказал Вернер, — «и на него нет простого ответа».

«Но мы должны найти его», — сказала Лилия. — «Мы должны понять, как остановить это безумие».

Вернер видел в её глазах отражение собственного отчаяния. Он понимал, что она права. Но он не знал, что делать.

Решение пришло внезапно, как вспышка молнии. Вернер понял, что Эзра и Кассиан — не враги, а союзники. Они работают вместе, создавая искусственный дефицит эмоций, чтобы повысить цены на чёрном рынке. Они манипулируют людьми, играют на их страхах и желаниях.

Вернер арестовал обоих. Но он знал, что это лишь временное решение. Проблема не в них, а в системе, которая позволяет таким вещам происходить.

«Что будет дальше?» — спросила Лилия, когда они выходили из полицейского участка.

«Дальше — работа», — ответил Вернер. — «Мы должны изменить этот мир. Мы должны сделать его лучше».

Он не знал, как это сделать. Но он знал, что должен попытаться.

Он знал, что должен бороться.

Он знал, что должен верить.

В надежду.

В любовь.

В справедливость.

В то, что даже в самом темном мире можно найти свет.

В то, что даже в самой бесчувственной душе можно пробудить эмоции.

И он боролся. Каждое дело, каждое расследование, каждый допрос, каждый разговор — всё это было частью его борьбы.

И он верил. Что однажды, он сможет изменить этот мир.

Или хотя бы попытаться.

Потому что это — все, что у него осталось.

Май: “Эхо в Городе-Призраке”.

Дело «Цифровых отшельников» затронуло Александра Вернера глубже, чем он мог себе представить. Это было не просто преступление, а скорее крик души, отчаяние тех, кто утратил веру в созданный мир. Их уход в заброшенные сектора Новой Матрицы, в места, где код сломан, а текстуры разъедены временем, был не просто протестом, а попыткой обрести подлинность среди навязчивой искусственности.

Он видел их — грязных, измождённых, но в их глазах горел огонь. Огонь свободы, отказа от благ цивилизации, от навязанных ценностей. Они жили в лачугах, построенных из мусора и обломков, охотились на диких ботов, выращивали виртуальные овощи. Они говорили о духовности, о гармонии с природой, о возвращении к корням.

Среди них был Иеремия, бывший программист, создавший большую часть Новой Матрицы. Он был гением, но сломленным гением. Он видел, как его творение используется для манипуляций, контроля, удовлетворения низменных потребностей. Он не смог этого вынести и ушёл, чтобы найти искупление в тишине и уединении.

«Мы создали монстра, — говорил он Вернеру, — мы оторвали людей от реальности, погрузили их в мир иллюзий. Мы дали им всё, чего они хотели, но отняли у них то, что им действительно было нужно, — свободу выбора, возможность быть самими собой».

Он видел Еву, бывшую модель, чьё лицо было растиражировано по всей Новой Матрице. Она была символом красоты, успеха, богатства. Но она чувствовала себя пустой, бессмысленной, ненужной. Она устала от постоянного внимания, от постоянного оценивания, от постоянной необходимости соответствовать чьим-то стандартам. Она ушла, чтобы найти себя, чтобы понять, кто она на самом деле.

«Я была куклой», — говорила она Вернеру. — «Я была объектом, а не субъектом. У меня не было права голоса, не было права выбора. Я просто выполняла приказы. Теперь я свободна. Теперь я могу быть собой».

Комиссар Вебер, приказавший насильно вернуть Отшельников в лоно Новой Матрицы, видел в них угрозу. Угрозу порядку, угрозу стабильности, угрозу своей власти. Он считал их сумасшедшими, опасными, социально неприспособленными элементами.

Вернер сомневался. Он понимал, что у Комиссара есть свои причины, свои мотивы, свои цели. Но он не мог согласиться с его методами. Он не верил в насилие, в принуждение, в подавление свободы воли.

Он отправился в город-призрак, чтобы поговорить с Отшельниками. Он хотел понять их, узнать их, услышать их историю. Он провёл с ними несколько дней, живя их жизнью, выполняя их работу, разделяя их убеждения.

Он понял, что они не сумасшедшие, не опасные, не социально неприспособленные элементы. Они — люди, просто люди, уставшие от лжи и фальши, ищущие правду и подлинность.