Эйна из Третьей зоны. Трава на асфальте - Арина Остромина

Сначала мы играли в комнате, потом обедали прямо там, за низкими столиками, а потом нас выводили гулять в заводской двор. Мне там очень нравилось. Среди старых ящиков можно было играть в прятки. В дальнем углу валялись старые упаковки от сырья: пластиковые коробки, обрывки верёвок, металлические полоски. Иногда мы строили из них башни, соединяли невысокими стенками, и получался целый город. Наши мамы в конце рабочего дня подходили к воспитательнице, звали нас, а нам не хотелось бросать игру.

От воспоминаний меня отвлёк голос Большого Тугана: он изменился, задрожал, и я поняла, что Большой Туган рассказывает что-то очень важное. Я повернулась к нему и стала внимательно слушать.

– Сначала отец сказал, что сам меня всему научит. Стал мне буквы объяснять. Я вообще ничего не понимал. Он орал, кулаком по столу стучал. Потом на подзатыльники перешёл. Мама стояла рядом, смотрела и молчала. По-моему, она тоже отца боялась. А мне ничего не помогало! Сколько отец меня ни бил, а я так и не выучил буквы. Тогда он сказал маме: «Тупой у тебя сын. Не будет из него толку». Мама заплакала. Отец махнул рукой: мол, сама разбирайся, я больше не могу. И всё.

– Что – всё? – тихо спросила я.

После этого мама стала сама с ним заниматься. Она его не била, у неё были другие методы, она сидела с сыном до поздней ночи. У него глаза слипались, а мама не отпускала его спать. Требовала, чтобы он буквы запоминал. Большой Туган сначала не верил, что будет толк, но к концу года понемногу начал читать простые слова. Тогда мама ему показала, как пишется его имя. Большой Туган каждый день рисовал эти несколько закорючек, пока не стало получаться красиво.

Оставалось самое простое: научиться рисовать. Мама объясняла Большому Тугану: кружок посреди листа, от него палочки во все стороны – это как будто солнце. Он смеялся: какое же это солнце? Она сердилась, заставляла его самого попробовать. Он быстро понял, что лучше со всем соглашаться, и тогда мама его скорее спать отпустит. Рисовал и кружки с палочками, и облака, и человечков, и домики – лишь бы всё это закончилось.

Отец не пошёл с ними на предшкольное испытание. Сказал, что не хочет позориться. Большой Туган не боялся, он считал, что уже всё умеет. В вестибюле было полно народу. Все дети пришли с родителями, даже с бабушками и дедушками, только они с мамой вдвоём. Тут я не выдержала, вмешалась в его рассказ:

– Нет, не только. Ты меня не помнишь, но я ведь тоже в тот день на испытание приходила. Со мной была только тётушка Марта.

Конечно, он меня не запомнил. Как и я его. Дети нервничали, друг на друга не смотрели, каждый думал только о том, что его ожидает. Большой Туган рассказал, как к его маме подходили знакомые, спрашивали про папу, а она всем отвечала, что он не смог прийти из-за работы. В вестибюле было шумно – у Большого Тугана заболела голова. Мама посадила его на свободное место, сама стояла рядом. Когда подошла их очередь, Большому Тугану показали книжку, велели прочитать несколько строчек. Он запинался, но справился. Остальное было проще: написал имя, нарисовал картинку. Маме сказали, что всё в порядке, мальчика приняли в школу, можно идти домой.

Отец ничего не спросил, когда они вернулись. Думал, что сын не прошёл испытание. А когда мама всё рассказала, сначала даже не поверил. Сказал: «Не может быть! Он же…» – и замолчал. Большой Туган не сразу понял, что отец имел в виду.

– Он, видно, постеснялся сказать, что я тупой. Я тогда ещё не понимал, что это значит. Только потом, уже в школе, понял.

В первом классе Большой Туган не встретил никого из старых знакомых – из детской группы присмотра на мамином заводе. Наверное, все они попали в другие школы, в других районах. Пришлось ему заводить новых друзей, а это у него долго не получалось. Большой Туган начал замечать, что отличается от других ребят – и внешне, и по способностям. Его дразнили, называли неуклюжим, особенно ему доставалось на уроках телесного здоровья. Он ничего не умел, ни быстро бегать, ни высоко прыгать. Даритель знаний издевался над ним вместе с одноклассниками. Большой Туган злился, бросался на мальчишек. Так он заметил, что сильнее всех в классе. В драках он так решительно колотил своих противников, что скоро его стали бояться.

Тогда-то Большой Туган и решил: раз уж не получается по-хорошему завоевать авторитет, надо завоёвывать по-плохому. Больше над ним не смеялись. Даже когда он делал ошибки и получал плохие оценки. Вокруг него собралось несколько ребят – те, кто и сейчас с ним дружит. К ним никто не приставал – Большой Туган защищал их. И даже разрешал иногда немного подшучивать над ним. И звать его «Большим Туганом» – сначала только им это позволялось.

Он замолчал, а мне хотелось узнать больше. Хоть мы и учились в одном классе, но я почти ничего не помнила про первые годы в школе. Мне тогда всё время хотелось спать, я очень сильно уставала, поэтому мало что замечала – мне хватало сил только на то, чтобы слушать дарителей знаний и отвечать, когда они ко мне обращались. Я спросила:

– А с чего это началось?

– Ну, почему большой – это и так понятно. А с Туганом вот как вышло. Меня к доске вызвали, попросили написать своё имя мелом. Я как-то растерялся. Раньше-то я только карандашом в тетрадке писал. Буквы какие-то кривые получились, да и перепутал я их немножко, не те нарисовал. Вместо «Торлан» – «Туган». Ребята засмеялись, а я сначала даже не понял, что не так. Дарительница знаний мне потом объяснила. Но слово прицепилось, у меня за спиной стали кричать: Большой Туган, Большой Туган… Мне не нравилось, я всех бил за это. А потом надоело. Подумал: да наплевать, пусть зовут как хотят. Я ведь не стану хуже от этого. Туган так Туган. Так и провёл восемь лет Туганом. Привык, сам теперь так говорю о себе.

Я положила руку ему на плечо:

– Торлан… Давай я буду звать тебя Торланом, хочешь?

Он отвернулся к окну и кивнул. По улице шёл даритель знаний, и мы поспешно спрыгнули с подоконника.

Глава 11. Сармат и Валита

Из всей школьной компании я больше всего общалась с Сарматом. Он был первым, кого я стала считать своим