Жена-беглянка. Ребенок для попаданки - Константин Фрес

— Пусть твоя внучка сама скажет.

Голос у этого мужчины тоже был сильный. Звучный, заглушающий все звуки вокруг.

— Откуда у тебя ребенок? — обратился он ко мне.

— А то ты не знаешь, откуда дети берутся! — злобно прошипела я, осмелившись взглянуть на аристократа.

Тот улыбался.

Казалось, моя дерзость его забавляла. Его черные глаза сияли, плечи подрагивали от сдерживаемого смеха.

А у меня снова голова закружилась от одного взгляда…

— А ты дерзкая, однако… Это правда, что нагуляла дитя? — спросил он строго, и я озлилась еще сильнее.

— Никогда шлюхой не была! — прорычала я, грозно поднимая свою палку. — С кем попало не спала, и этим не дамся!

— А где муж твой?

— Там, где и все подлецы, — я не решилась сказать, что муж у меня умер. Это была бы ложь, и аристократ сразу это понял. Но и всей правды я ему говорить не собиралась, разумеется. — Живет своей жизнью. Весел, сыт и пьян.

Мужчина снова усмехнулся.

— Врет она, гадина! — снова забеспокоились его слуги. Заорали дурными голосами. — Гладкая она больно! Да белая! Если б муж ее не любил, была б черна да черства, как сухая корка! А она откормленная, словно девка из зажиточной семьи!

Рассмотрели, мерзавцы…

От их липких замечаний я вспыхнула от стыда.

Снова опустила глаза, не в силах смотреть на незнакомца.

— Нелюбовь разная бывает, — тихо произнесла я. — Свиней тоже откармливают… Чтоб потом забить.

— Верно, — вдруг согласился мужчина, внимательно меня рассматривая. Я так и подпрыгнула. Что?! — Эй, там. Отойдите и не смейте трогать ее!

Он покопался в кошелке, притороченном к поясу. Выудил оттуда монету — большую, блеснувшую белым на солнце, — и кинул мне.

— За хлопоты и испуг, — произнес он.

Но я монету не поймала.

Та упала к моим ногам.

А я так и стояла, а в груди все кипело от злости.

«Я с собачьего броса не собираюсь подачки брать!» — хотела выкрикнуть я.

Но слова словно прилипли к языку.

Хотя, наверное, глаза все высказали.

Мужчина, глянув в мое лицо, снова усмехнулся.

— Гордая, — проворчал он.

Затем тронул поводья, кивнул своим слугам, чтоб те следовали за ним.

И его конь скрылся за зарослями.

Несостоявшиеся насильники, охая и почесывая бока, двинули за ним.

Как только шаги их стихли, марта кинулась, как волчица, к серебряной монете и с плачем ее схватила.

— Серебро! — выдохнула она, протирая передником монету и целуя ее. — Это же целая серебряная монета! Это нам с тобой жить и жить!..

Я бросила взгляд на подачку.

— Это не серебро, — упавшим голосом ответила я.

— Неужто такой важный господин фальшивомонетчик! — изумилась Марта, рассматривая деньги.

— Нет, — у меня во рту стало сухо-сухо. — Не фальшивомонетчик. Это господские деньги. Платина. Меж собой они ими расплачиваются. Меж благородными.

— Платина? — удивилась Марта. Похоже, она и не слышала о таком металле.

— Это, Марта, стоит больше, чем золотой, — тихо ответила я. — Такие деньги просто так к простолюдинам не попадают. Только в знак особой признательности…

«Или не к простолюдинам, — подумала я. А в сердце заполз холодок. — Он что… он понял, кто я?!»

Глава 15

Сначала мы долго сидели на берегу ручья, плача и приходя в себя.

Солнце сушило мою промокшую в ручье одежду, а я все рыдала, и слез капали мне на грудь.

Было горько, до тошноты горько во рту, и противно.

Я сегодня себя ощутила куском мяса, которое бродячие шакалы чуть не растерзали. И заступиться-то за меня некому…

«Нужно, непременно нужно выбраться из этой нищеты! — думала я. — Не то пропаду…»

— Да чего мы расселись-то тут?! — всполошилась вдруг Марта. — А ну, как уедет вперед их господин, а эти два беса вернутся?! А ну, живо поднимайся! Слезы утри! Ничего не произошло! В нашей жизни бывает и хуже! Ну, соберись! Ты ж хотела сильной быть?!

— Да, да, — всхлипывая, соглашалась я, утирая мокрое лицо.

Марта права.

Могло быт куда хуже.

И мне следовало бы научиться спокойнее переживать подобные ситуации.

«Нужно быть храброй! — твердила я себе, хотя у меня поджилки тряслись. — Мне еще в город идти. И что теперь, я каждую опасность буду оплакивать? Вот уж нет! Надо быть сильной! Сильнее и людей, и обстоятелств!»

До домика Марты мы добежали бегом.

Конечно, мы собрали наши рассыпанные грибы и травы.

Но не уверена, что все.

Но что нам эти грошовые травки, когда в руках было целое состояние?..

Дома, заперев покрепче ветхие двери, Марта бросилась к окну и разжала кулак.

На темной морщинистой ладони лежала, горя как жар, серебристая монета.

Сомнений не было: это точно была платина. Темнее, чем серебро. Тяжелее.

Серебро весило б в несколько раз меньше.

— Сколько, говоришь, она может стоить? — задыхаясь от волнения.

— Три золотых, — ответила я тихо.

— Это по пятьдесят серебряных каждая, — подвела итог Марта тихо. — Итого сто пятьдесят! Ох, сколько ж это денег! Я за всю жизнь, наверное, столько в руках не держала! Купили б крупы, масла и муки-и-и…

Она даже задохнулась от волнения.

Повалилась на стул, хватаясь за грудь.

Я метнулась за водой, черпанула из ведра кружкой.

Марта пила жадно, долго.

С трудом перевела дух и подняла на меня взгляд:

— Ты… возьмешь ее?

Прозвучало это так робко, так тоскливо.

«Ты отнимешь ее у меня?»

Как ножом по сердцу! Да чтоб тебя! Что ж она никак не доверится мне?!

Но в ответ я лишь качнула головой, старясь выглядеть как можно спокойнее.

— Ты взяла. Значит, она твоя. Отнимать не стану. Хочешь, дырку в ней пробей, шнурок продень да на шее носи.

Марта тяжко вздохнула.

— Ты же знаешь, чего я хочу, — ответила она. — Денег бы, денег бы нам!.. Эх! Вот продать бы ее, а? С меня и одной трети хватит. А две трети ты забери. Можешь и больше! Мне много не надо.

Я только вздохнула, видя все ее хитрости.

Старушка хотела на старости лет пожить сытно. Хорошо. Думаю, она оставила б себе и всего десять серебряшек, лишь бы я ей их отдала.

Сердце кровью обливается всякий раз, когда я чувствовала