Темный Лорд устал. Книга IV - Тимофей Афаэль

Мужик продолжал вести машину молча, лишь изредка поглядывая в зеркало с беспокойством.

Даниил прислонился лбом к прохладному стеклу окна, глядя на проносящиеся мимо пейзажи. Пыльные поля, редкие деревья и бесконечная дорога.

Впервые в жизни ему придётся полагаться не на силу своего дара, а на удачу. Простую, человеческую удачу.

* * *

Водитель высадил его на развилке, как и обещал. Притормозил у обочины, где асфальтированная дорога расходилась на две — одна вела дальше на юг, другая сворачивала на восток.

— Ну вот, парень, моя дорога туда, — он кивнул в сторону восточной развилки. — А тебе, если на юг, прямо топай. Километров через тридцать деревня будет, потом городок небольшой. Авось подберут ещё.

— Спасибо вам огромное, — искренне поблагодарил Даниил, вылезая из машины. — За то, что подвезли и за разговор.

— Да брось ты, — отмахнулся мужик. — Держись там и с бабами осторожнее в следующий раз, — он подмигнул и тронулся с места, помахав рукой на прощание.

Даниил стоял на обочине, глядя вслед удаляющейся машине, пока та не скрылась за поворотом. Потом вздохнул и пошёл дальше пешком.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в оранжево-розовые тона. Жара спала, но усталость навалилась свинцовой тяжестью. Ноги гудели и желудок урчал, напоминая, что последний раз он ел утром — кусок чёрствого хлеба, оставшийся со вчерашнего дня.

Он шёл, считая шаги, чтобы не думать о голоде и боли в ногах. Сто, двести, триста.

К вечеру, когда небо уже темнело, он увидел огни впереди. Это было придорожное кафе. Небольшое, одноэтажное здание с облупившейся жёлтой штукатуркой и покосившейся вывеской «У Михалыча».

Запах. Боже, этот запах.

Жареное мясо. Лук. Что-то ещё — может, картошка, может, хлеб.

Желудок Даниила свело так сильно, что он остановился посреди дороги, согнувшись и прижав руку к животу, застонал негромко.

Зайти внутрь? Попросить еду? Предложить работу?

Он колебался несколько секунд, потом решительно направился к двери.

Толкнул её. Колокольчик над дверью жалобно звякнул, возвещая о посетителе.

Внутри было тепло, светло и пахло ещё сильнее. Несколько столиков с клеёнчатыми скатертями в красно-белую клетку. Допотопный телевизор в углу, по которому шли вечерние новости. За стойкой — мужчина лет шестидесяти, лысый, с внушительным животом, в грязном белом фартуке.

Михалыч, без сомнений.

Он оторвался от газеты, которую читал, и поднял взгляд на Даниила. Оглядел с ног до головы и нахмурился.

— Тебе чего? — голос недовольный, настороженный. — Кафе уже почти закрывается. Кухня через полчаса перестанет работать.

— Я… — Даниил замялся у порога, чувствуя себя неловко. — Я не покупатель. То есть… у меня денег нет, но я могу поработать! За еду. Посуду помыть, пол подмести, мусор вынести — что угодно.

Михалыч прищурился, внимательно разглядывая его. Взгляд задержался на разорванном рукаве, на грязной робе, на стёртых ботинках.

Даниил стоял, сжав кулаки, ожидая отказа. Приготовился уже развернуться и уйти.

— Руки у тебя есть? — наконец спросил Михалыч. — Рабочие?

— Есть, — быстро кивнул Даниил. — Конечно есть.

— А голова? Соображаешь нормально, или того… — Михалыч покрутил пальцем у виска.

— Соображаю, — заверил Даниил. — Нормально.

Михалыч вздохнул тяжело, как человек, принимающий решение против своей воли.

— Ладно уж. Посудомойка у меня сломалась позавчера, мастера жду уже третий день. Сам не справляюсь — вечером наплыв народа был. Там на кухне гора грязной посуды. Отмоешь всё — дам борща, хлеба и, может, котлету какую найду. Годится?

— Годится! — выдохнул Даниил с облегчением. — Спасибо вам огромное!

— Ну иди уж, чего стоишь. Кухня через ту дверь. Только смотри, чтоб ничего не разбил, а то вычту из твоего ужина, — буркнул Михалыч, но в голосе промелькнула доброта.

Даниил прошёл на кухню. Открыл дверь — и обомлел. Гора — это была настоящая гора грязной посуды.

Тарелки всех размеров, сложенные неустойчивыми стопками. Кастрюли с присохшими остатками супа, сковородки в застывшем жире, столовые приборы вперемешку с чашками, противни, разделочные доски.

Раковина была завалена под завязку и рочий стол тоже. Даже на полу стояли вёдра с грязной посудой.

— Весело, — пробормотал Даниил себе под нос.

Он закатал рукава робы — вернее, то, что от них осталось, рукав-то был разорван — и подошёл к раковине. Открыл кран с горячей водой, нашёл под раковиной бутылку моющего средства, губку и принялся за работу.

Горячая вода обжигала руки — он не привык к физическому труду, кожа была нежной. Моющее средство разъедало пальцы, особенно там, где были мелкие царапины от веток, но Даниил молча тер тарелку за тарелкой, складывая чистые в стопку на столе.

Механическая работа, монотонная и бессмысленная. Даже унизительная для того, кем он был раньше.

Элитный псайкер. Оружие ФСМБ, которое держали в «Зеркале» как самый ценный актив. Человек, способный одним прикосновением разума сломать волю любого, заставить плакать, смеяться, умолять о пощаде. А теперь — мойщик посуды за тарелку супа в придорожной забегаловке.

Даниил усмехнулся. Он чувствовал, что это почему-то было справедливо — абсолютно справедливо.

Он тер сковородку, оттирая присохший жир, и думал о том, сколько людей он сломал за годы службы Тарханову. Сколько жизней разрушил и сколько судеб исковеркал. И вот теперь он сам на дне. Без денег, без дома и без будущего.

Карма, наверное. Если она вообще существует.

Пока он работал, в голове всплывали воспоминания.

* * *

Ему было восемь лет.

Маленький Даниил сидел в углу комнаты, сжавшись в комочек, и плакал. Вокруг — разгром: перевёрнутый стул, разбитая ваза. Мама лежала на диване, закрыв лицо руками, всхлипывая.

Папа стоял у окна, отвернувшись.

— Я не хотел, — шептал мальчик сквозь слёзы. — Я не хотел… прости…

Но они не отвечали. Боялись подойти. Потому что полчаса назад он впервые по-настоящему использовал свой дар.

Он просто разозлился. Мама не разрешила ему идти гулять с друзьями и сказала, что он не доделал уроки. Он закричал, затопал ногами — обычная детская истерика, но что-то внутри него щёлкнуло. Щелкнуло и… волна ярости выплеснулась наружу. Ярости, усиленной в сотни раз и направленной на родителей.

Мама закричала и упала на пол, сжавшись. Папа схватился за грудь, побелев.

Даниил испугался и отступил. Сразу, инстинктивно.

Но было поздно. Родители смотрели на него теперь не как на сына, а как на монстра.

* * *

Через неделю пришли люди.

Двое мужчин в тёмных костюмах. Женщина с планшетом. Они разговаривали с родителями тихо, вежливо. Показывали документы — это были ФСМБ.

Мама плакала. Папа стоял молча, сжав губы.

— Мы не заберём его насильно, — говорила женщина мягко. —