Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

И тут подсаживается к нам на лавочку улыбчивый такой кругленький в больничной пижаме – и ласково на нас смотрит. Румяный. Седенький. На колобка похож. Мы уже хотели на всякий случай удрать, а он вдруг интересуется:

– Феликсовича навестить пришли?

Растерялись, кивнули.

– Ты – Пётр Безотечества? – спрашивает.

– Да… – отвечает мой дружок, слегка перетрусив.

Обычно ж как? Раз Петром назвали, а не Петей, значит опять из школы исключать собираются.

А улыбчивый этот – весь в щёчках и ямочках – поворачивается ко мне:

– А ты, стало быть, Прохор… староста класса… Что ж, молодцы, ребята, молодцы! Хорошая смена растёт! Я уж, честно признаться, думал, Феликсович опять мёртвых душ в отчёт насовал – чертей хотел ему выписать… А вы, оказывается, и впрямь в природе существуете… Он мне вас как ценных работников охарактеризовал. В частности, тебя, Прохор…

– Меня?!

– Ценный, говорит, кадр, – подтвердил он. – Неделю назад внедрён по заданию в тайную ложу грядушечников…

– Это мы с папкой в гости ходили… – пролепетал я.

– Папка? – обрадовался улыбчивый, даже ладошки потёр. – Папка – это здорово, папка – это прикрытие…

Петька вмиг обиделся, наежинился. Ну понятно: вся слава мне, а ему – хрон сушёный…

– Что же касается Петра Безотечества, – видя это, говорит колобок, причём таким голосом, будто правительственную награду вручает, – то в отчёте он особо отмечен как перспективный агент влияния…

Теперь уже и Петька просиял.

– О! И гостинцы принесли… Давай передам! – Взял у нас пакет, заглянул, нахмурился. – А что ж пиво не догадались в бутылочку от чего-нибудь безалкогольного перелить? Тоже мне юные опера! Учить вас ещё и учить… Значит так, друзья! Феликсович пока прикован к постели, связь с ним держать будете через меня. Спросите в приёмном покое Герундия Петровича, позовут – выйду.

– А что с Мун… то есть с-с… с Феликсовичем? – спрашиваем робко.

– Так, – говорит, – профилактика…

Встал и пошёл. Я ему вслед гляжу и думаю: ничего себе! Значит, я Мундыча в свой отчёт вставляю, а он меня – в свой?

А плакатик, что напротив нашей скамейки, так в глаза и лезет. «Не всяк спит, кто храпит!» Да уж…

– Это он нас завербовал, что ли, получается?

– А чего нас вербовать? Мы и так хронопатриоты!

– Слушай, а ведь этот нас операми назвал…

– Юными…

– А какие ж мы ещё?

Встали, гордые, и подались на выход.

– А вдруг нам задание дадут, а? Настоящее!

– Какое настоящее?

– Ну… к грядушкам забросят…

Замолчали. Представили. Аж дух захватило.

– Да нет… – говорю. – Мы ж ещё в школе учимся…

– Ну! Вот в ихнюю школу и внедрят! Вроде как «Гостья из будущего», только наоборот…

А что, думаю, запросто! Подумаешь, одиннадцать смайликов выучить! Главное, язык за зубами держать и чтобы ни одного слова по-нашему. Ну скажешь разок: «бибибля»… или там «чухчухнах» – и всё… Зато кайф какой: по электромагнитной дороге на заднице, как с ледяной горки… Даже рулить не надо – шоссе за тебя всё само разрулит…

Потом смотрю, а Петька идёт и лоб морщит.

– Слушай, – говорит, – а что такое агент влияния?

– Фиг его знает, – отвечаю. – Ты вон в Мундыча пиво вливал всю дорогу… ну и вот… Агент влияния.

– Да иди ты! – вскинулся Петька, но вдруг обмер и уставился на плакат – крайний, тот, что перед самыми воротами.

Смотрю, а на плакате нарисована машина времени. Настоящая. Не подбитая. Вроде часового механизма, в который кресло и рычаги засобачили. Вот она, значит, какая… А может, и не такая. Может, её для секретности нарочно по-другому нарисовали… С двух сторон на эту самую машину со зловещим видом облокотились двое грядушек. На одном написано «Уэллс», на другом – «Макаревич». Наверное, они её и придумали, потому что на плакате ещё подпись была: «Сон разума рождает чудовищ. Франсиско Хосе де Гойя».

Не знаю, кто такой, но сразу видно, что наш человек.

* * *

Во дворе было всё по-прежнему. Ничего не изменилось: те же три карапуза в песочнице, те же две бабушки на скамеечке.

– И лезут, и лезут!.. – возмущается одна. – Никакой бдительности не хватит!

– А слышали, Марья Гавриловна? – подхватывает другая. – По телевизору передали: ещё один задержан… Глухонемым прикидывался…

Та поджала губы.

– Ну, тут тоже осторожность нужна, – предупредила она. – Вдруг правда глухонемой?

– Так его же глухонемые и разоблачили – акцент выдал!..

Поздоровался, нырнул в подъезд.

Дома тоже всё как обычно: мамка – за монитором, в кухне чайник со свистком надрывается – чисто полицейский. Сходил выключил, вернулся в комнату, заглянул через плечо. Опять небось с Будильником тёрки трёт? Нет, на этот раз не с Будильником – с каким-то Элоем-Морлоком…

Прошка. Да у Вас вон браки с бытовой техникой разрешены! Уму непостижимо: променять женщину на электронную швабру!

Элой-Морлок. Смотря что за женщина и что за швабра! Сейчас, я Вам доложу, такие швабры пошли продвинутые…

Плюхнулся на диван, планшет мамкин включать не стал – не до планшета. Подумаешь, «Смергр-2»! Тут, глядишь, скоро самого к грядушкам внедрят… Интересно, в одну мы школу с Петькой попадём или в разные? Хорошо, если в одну… Хотя нет, в одну – не получится. Если в одну, мы там в два счёта себя выдадим: болтать друг с другом начнём, драку затеем…

Опаньки! А имя? Имя-то мне тогда сменить придётся… В будущем – и вдруг Прошка! Дразнить начнут… опять драка…

А ведь у них, наверное, у хроноразведчиков, какое-нибудь тайное совещание в госпитале – потому их туда сразу всех и отгрузили. А что? Конспирация на высшем уровне… Ишь к койке он прикован! А сам наверняка начальству о нас докладывает…

Узнать бы: этот кругленький седенький… колобок этот… он только над Мундычем начальник или вообще надо всеми ими? Вот бы надо всеми…

Стоп! А как же они нас туда внедрять будут? Оттепель хронополитическая кончилась, а своих машин времени у нас нету… До сих пор в подвалах хроноразведки по винтикам разбирают – и без толку… Да нет, что это я? Ни одной же не подбили пока…

Глава 8, в которой Прохор и Пётр узнают государственную тайну, причём настолько страшную, что клянутся хранить молчание, пока будущее не наступит

Подошли мы с Петькой к реабилитационному корпусу – и задумался я вдруг: почему реабилитационный? От чего реабилитируют? Ну побывал Мундыч в будущем, вернулся со сдвинутой крышей – так это когда было? Или их каждый год на повторное обследование укладывают? Ладно, думаю, у тёти Стёпы в приёмном покое спрошу. Хотя из неё