Катали мы ваше солнце - Евгений Юрьевич Лукин

– Я так плохо выгляжу?

Честно говоря, выглядела она и впрямь неважно. Да и как иначе! День, а то и два прятаться по развалинам от дронов! Рваный пропылившийся комбинезон, по лицу размазаны то ли остатки косметики, то ли просто грязь. Да и само лицо… Говорят, женщины лучше нас переносят боль, но что толку: каким бы ты терпеливым ни был, ужалят пару раз – и нет тебя. Ни ума, ни памяти. Вмиг вытравлено всё, кроме ненависти и страха. Сам вон второй день сижу в подвале, а дрожь не проходит.

Так что на комплименты меня не хватило.

– Анатолий, – неловко представился я.

Настолько, видимо, неловко, что Тамару накрыло опять.

– Бандиты, бандиты… – взахлёб заговорила она, и, должен сказать, я вполне разделял её чувства. – Представляешь, им каждому чип вживили – вот дроны их и не трогают…

– Точно не трогают?

– Сама слышала!

Интересно, от кого?

– Чип… – усомнился я. – Н-ну, это вряд ли… Чип вживить! Это ж целая операция, наверно… Так, маячок какой-нибудь на шею повесят – и всё…

– Да хоть бы и маячок!.. – бросила она. – А Америка-то какой тварью оказалась, а?..

Я хмыкнул. Оказалась! Надо же: оказалась… Кто б мог подумать! Вот ведь неожиданность…

– Грозила-то, грозила!.. – навзрыд продолжала гостья. – А до дела дошло – нет её!.. Какую-то Рашку сраную испугалась…

– Кого? – не смикитил я поначалу.

Через миг сообразил.

– Погоди… – с угрозой прервал я Тамару. – А ты за кого вообще?..

* * *

Идиот! Идиотом был – идиотом остался. С искажённым лицом и обезумевшими глазами спасённая мною гостья медленно поднималась с бетонного пола, и в руках у неё была только что перезаряженная «сучка». Держала она её неумело, но меня это не утешало ничуть, поскольку верная моя двустволка стояла в углу и сделать хотя бы шаг в ту сторону означало, скорее всего, расстаться с жизнью.

– Гад… – страшным шёпотом выговорила Тамара. – Сепаратист…

Я попятился. Даже если в тесном замкнутом помещении её саму побьёт рикошетами, легче мне от этого не станет. С двух метров не промахнёшься.

– Ишь прикинулся… – зловеще продолжала она. – А ну-ка чип сюда… Быстро!

– Какой чип?..

Губы не слушались. Кого же я, дурак, впустил в своё убежище? Уж лучше бы дрону дверь открыл!

– Маячок! Что у тебя там на шее висит?

– Да крестик это! Православный крест! Вот, смотри…

– Медленно снял и положил на пол!.. – приказала она.

Лопатки упёрлись в кирпичную стену. Дальше пятиться было некуда. Я взялся обеими руками за тонкую цепочку, собираясь медленно её снять и положить на пол, когда меня жиганули сквозь решётку. В аккурат между затылком и шеей.

Бились когда-нибудь в агонии? Нет? Ну, стало быть, ничего не поймёте…

Меня выжигало изнутри, крошились кости и косточки, вены лопались. Я катался по полу, а барабанные перепонки сверлил мой собственный мерзкий визг. И одна-единственная мысль: да нажми же на спуск, дура! Больно же!..

* * *

Удивительно, но на этот раз повезло: пусть не сразу, но сознание я всё-таки потерял. Говорю с полной уверенностью, поскольку очнулся оттого, что в лицо мне плеснули водой. Облизнулся, закашлялся. Губы, язык, носоглотку опалило невыносимой горечью. Надо полагать, Тамара набрала воды из-под крана. А больше, кстати, неоткуда…

Зрение возвращалось. Я уже различал её чумазое заплаканное лицо, очертаниями похожее на валун. Она стояла надо мной на коленях и трясла за щёки.

– Господи… – причитала она. – Ну нельзя же так шутить… Я же тебя взаправду за сепаратиста приняла… Я же тебя могла…

Автомат валялся в шаге от нас. Вот пусть там и валяется. Не то что протянуть руку – пальцем шевельнуть не было сил. Боль уходила, и я наслаждался этим восхитительным чувством.

– Какие… шутки?.. – выдохнул я, глупый и счастливый. – Я и есть… сепаратист… санитар…

На враньё тоже сил не оставалось.

Гостья скривилась в недоверчивой улыбке, отёрла мокрый от слёз подбородок.

– Ну да, сепаратист… Сепаратистов не жалят…

– Ещё как!.. Дроны-то – американские…

– Это русские дроны! – возразила она, и лицо её вновь стало тревожным и растерянным.

Я сделал над собой усилие – и сел. Переждал нахлынувшую слабость. Боже, как хорошо…

– Ага… – сипло сказал я. – Русские… С личиком Мэрилин Монро! Да русские бы там скорее Спаса Нерукотворного изобразили…

– А вдруг это Богородица?

– Распокрытая? Ты что, с ума сошла?..

– Но меня же… тоже ужалили… – беспомощно произнесла она.

Уставились друг на друга.

– Ты лучше, знаешь что… Ты это… банку вскрой…

Поднялась, достала банку, вскрыла. Сделал пару-тройку глотков, поперхнулся горошиной, закашлялся. Тамара взглянула вдруг на меня с прежним подозрением и, ухватив за цевьё беспечно брошенную «сучку», отложила подальше. На всякий случай.

* * *

Пришла ночь – опасная, тихая. Настолько опасная и тихая, что я бы предпочёл артобстрел. Кстати, с тех пор как прекратились бомбардировки, воздух снова отстоялся, сделался прозрачен – в зарешёченное оконце светили редкие крупные звёзды. Такое впечатление, будто их стало меньше как минимум на треть. Не иначе посбивали.

Изредка снаружи приходил звук, подобный отдалённому топоту многих ног. Или копыт. Должно быть, дроны.

– Слушай, Толик… – позвала из темноты Тамара (на ночлег она расположилась в противоположном углу – подальше и от меня, и от оконца). – Но если не американские и не русские… Чьи тогда?

Я не знал, что ответить. Поправил скатанный бушлатик, служивший мне подушкой, вздохнул и ничего не сказал.

– Толик… – снова позвала она. – А что, если…

– Вот только про инопланетян не надо, – хмуро предупредил я.

– Почему?

– Инопланетяне Библию не читают, – буркнул я. – А дроны – сама видишь – чистая саранча из Апокалипсиса… Это ж не случайно, правда? Нарочно так разрисовали…

– А вдруг в самом деле апокалипсис? – тихо спросила она.

Меня аж передёрнуло, но скорее от раздражения, чем от страха.

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что саранча – это Божья кара. Тогда бы они одних только вас и жалили…

– Или одних только вас! – огрызнулась она.

Замолчали. Впрочем, ненадолго.

– А как ты сюда попала вообще? – полюбопытствовал я. – Ты ж вроде не военнообязанная… – прикинул, догадался. – А-а… Сын здесь воюет?

– Я – бездетная, – сухо сообщила она.

– Но замужем? – зачем-то уточнил я.

– Была замужем. Сейчас в разводе… Я – певица, – хрипловато добавила она.

Певица? Мне казалось, у певиц голоса должны быть нежнее.

– Приехала с концертной группой…

Ну правильно! Побомбят-побомбят – концерт послушают. И опять бомбить…

Потом уснули. Ружьецо своё вместе с патронташем я от греха подальше разместил возле стеночки. Не ложися на краю… И то ли приснилось мне, то ли проснулся