Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

Нари заметила, что некоторые священники поморщились. Когда здесь правили ее предки, любой, кто осмелился бы прикоснуться к Нахиду, кроме как в процессе его исцеления, был бы подвергнут отсечению конечности, теперь же Нари решила, что эта традиция – наряду со многими другими – должна быть пересмотрена.

– Бану Нахида! – Маленькая девочка, отступившая от нее на шаг, вся светилась, ее глаза прищурились в благоговейном трепете.

Отец девочки поспешил к ним, почтительно поклонился. Он взял дочку за плечо.

– Пусть огни…

– Ой. – Девочка всплеснула руками. – Пусть огни ярко горят для вас!

– И для тебя, дитя, – ответила с улыбкой Нари, благословляя их обоих и делая метку пеплом на лбу девочки. Произношение ребенка было незнакомо Нари. Люди из разных дэвских племен приходили молиться в Большой храм. – Ты откуда?

– Из Панчеканта, моя госпожа, – ответил ее отец. Видя явное недоумение на лице Нари, он пояснил: – Разрушенный город людей на краю Дэвастана. Вы, я думаю, о нем и не знаете.

Нари прикоснулась к груди с левой стороны.

– Для меня большая честь, что вы совершили такое далекое путешествие, чтобы побывать здесь. Я буду молиться творцу, чтобы он вознаградил вас за преданность.

Он низко поклонился, в глазах у него стояли слезы.

– Спасибо, моя госпожа.

Маленькая девочка еще раз обняла Нари, а потом помахала ей, когда они уходили через толпу.

Нари улыбнулась под своей вуалью. Она пришла, чтобы жить ради таких мгновений, встреч, которые придавали ей уверенности, когда она стояла перед дэвами, и мужества, когда она игнорировала зловещие инсинуации Гассана, утверждавшего, что она «перетягивает двор на свою сторону». Она сказала себе, что это называется прагматизмом. Ну а если эти мгновения и оставляли к тому же теплое сияние в ее сердце?

Что ж, Нари не собиралась отказывать себе пусть и в редких, но все же мгновениях счастья, которые ей удавалось похитить в Дэвабаде.

Маленькая девочка с отцом наконец исчезли из вида, затерялись в толпе, и Нари поманила другую. Около половины людей пришли с различными болячками. Простые случаи она исцеляла на месте, а более сложные отправлялись в ее лазарет. Она собиралась принять как можно больше просителей, но, когда солнце высоко поднялось за мраморными стенами, проливая свой свет на ухоженный двор, ее стало одолевать желание вернуться в лазарет. В ее отсутствие все имело тенденцию склоняться к катастрофе.

Нари благословила пилигримов перед ней, потом встала, подала знак священникам. Толпа была слишком велика, чтобы она одна могла благословить их всех. Нари знала, что многие из них вернутся сюда завтра. Некоторые – послезавтра. Она искала в толпе знакомые лица и каждый раз, когда наконец отыскивала их, неизменно согревалась их явной радостью.

У ее плеча появился Картир. Хотя Высокому священнику уже перевалило за два века, он нередко оказывался довольно проворным. В особенности в тех случаях, когда в его намерения входило прочитать лекцию, которую, судя по его скрещенным на груди рукам и усталому выражению, и предстояло сейчас выслушать Нари.

– Бану Нахида, вы, как я понимаю, активно ищете новые способы спровоцировать Кахтани?

– С чего вы взяли и, вообще, о чем это вы, Высокий священник?

Гассан мог одним взглядом содрать кожу с любого, кто ему не угодил, но тот пронзительный взгляд, которым встретил ее Картир, заставил Нари сделать шаг назад.

Потому она улыбнулась ему заговорщической улыбкой:

– Вообще-то никто меня ни на чем не поймал.

Картир еще раз смерил ее строгим взглядом и пошел вниз по лестнице.

– Мы с вами оба знаем, что это не имеет значения. Чем влиятельнее и популярнее вы здесь становитесь, тем большей опасности подвергаетесь. – Священник понизил голос. – Я знаю, вы хотите быть хорошей Бану Нахидой, но я бы предпочел видеть вас живой и исцеляющей только синяки, чем быть казненной за то, что вы зашли слишком далеко.

– Я осторожна, Картир, – сказала она, пытаясь подбодрить его. И создатель знал: так оно и есть; ей нравилось, что король не убивает ее. – Но я дала Гассану то, чего он хотел, – добавила она с ноткой горечи, вкравшейся в ее голос. – Я ему не позволю лишить меня возможности исцелять моих пациентов.

Проход мимо надгробья Дары для обоих был скорбной минутой. За откинутой шторой виднелась латунная статуя всадника – воина-дэва, гордо приподнявшегося в стременах, чтобы прицелиться из лука в своих преследователей. Толстые свечи и лампадки бросали рваные лучи на десятки подношений, лежащих у основания статуи. В храм не разрешалось вносить оружие, а потому сюда приносили маленькие керамические изделия, символизирующие церемониальное оружие, – главным образом стрелы.

Хотя надгробье Дары было одним из самых популярных, сейчас там не было его почитателей. Нари остановилась, не дав себе труда подумать, стоит ли это делать, и уставилась на громадную серебряную стрелу, висящую за статуей. Она подумала, копия ли это, или эта стрела была при нем во время земной жизни, или его пальцы сжимали ее, когда он натягивал тетиву.

«Да, может быть, он пользовался этой стрелой, чтобы убивать шафитов – таких, как ты». Уже почти четыре года прошло, а она все никак не могла примириться с этим человеком, который ворвался в ее жизнь, как снежный буран, и исчез из нее с таким же буйством. Она была абсолютно уверена: этот человек любил ее, и она могла когда-нибудь полюбить его в ответ, но он обманул ее доверие таким способом, что Нари не надеялась когда-нибудь оправиться от этого.

Картир откашлялся:

– Если вы хотите помолиться, то я посторожу, чтобы вам никто не мешал.

– Нет. – Нари уже пыталась помолиться здесь, но вскоре начала плакать и бросать обвинения статуе, это случилось в унизительный момент слабости утром перед ее свадьбой – она тогда в последний раз молила Дару вернуться и спасти ее. Ей тяжело далось знание о том, что единственный способ выживания для нее – это сдерживать эмоции и продолжать свое дело, будь то в Каире или в Дэвабаде.

Она отвернулась от надгробья:

– Мне нужно во дворец.

НАРИ КУПАЛАСЬ В НИЛЕ, прохладная вода под знойным солнцем была как бальзам. Вода в реке не двигалась, совершенно не двигалась, но Нари почти и не думала об этом. Когда ветерок шуршит в тростниках и насекомые гудят в кронах деревьев, все так мирно, что и в голову не приходит волноваться о чем-то таком, как неподвижная река.

Но этот запах. Он вызывал беспокойство, как раскаленный металл и подпаленные волосы. Она сморщила нос, но запах, по мере