Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Следующий удар ставит все на свои места — в голову. Начинаю плыть. Откуда-то сверху доносится голос Льва:

— Ты что, свет решил замедлить, Усольцев? Физику в Земщине не учат? Н-на!

На этом «н-на!» дергаюсь — и удар, намеченный в голову, приходит в плечо. Но совсем не с той стороны, откуда я ждал… Гадство… И… что мне сейчас остается…

— Ты жалок, посмотри только на себя. А-а, не можешь посмотреть? Ну так я тебе говорю: ты жалок. Накачал мышцы у себя в Земщине, тупое животное. Случайно инициировался. Думаешь, сразу стал равен нам? Да как бы не так! Вот твое место.

Новый удар прилетает в спину — и снова непредсказуемо! Наверное, я распластываюсь на земле… не чувствую.

Остается только одно…

— Довольно, пора с этим заканчивать, господа. Все всё поняли. Свет обгоняет время, а я обгоняю Усольцева… в развитии. И в перспективе. И так было и будет всегда.

Работать вслепую, по площади.

— А теперь…

Впечатываю оба кулака в землю. В ринг. Рычу… Обгоняешь, значит? Отлично, давай еще немного ускорим.

Не вижу Льва, но теперь точно знаю, где он стоит. Просто чувствую. Вот земля. Вот его ботинки. Земле все равно. Сбитая, твердая — она тут была всегда, была и будет. А вот ботинкам не все равно. Ботинки — вещь ценная, подвергаемая износу… даже опричные… да и форма… ремень… пуговицы…

Долгоруков весь как бы в фокусе моего внимания. Вот сияет Свет в пустоте. Вот в Свете человек. Вот у него в руках нечто. Человека я трогать не буду — все-таки не заслужил, ну а прочее… Прочее — тленно.

И тогда свет гаснет. Конечно, трудно удерживать концентрацию и ворожить, когда с тебя кусками обваливается сгнившая одежда. Эх, ну почему я с наручниками такое не смог провернуть? А тут само место помогает.

Лев с воплем отскакивает назад, а я поднимаюсь и выпрямляюсь. Шагаю к нему. Долгоруков пытается стать в защитную стойку, но выходит нелепо: лишившись штанов, он не может решить, как эта стойка должна выглядеть.

Меня шатает, но тесню его в сторону канатов… хоп! Достал в челюсть. Удар несильный, но другого не требуется: Лев пятится, запинается и растягивается на земле. Нога подвернулась: ботинок-то расползся.

Эта его штуковина, кстати, не пострадала — поднимаю с земли. Не зонт, конечно. Резной жезл старинного вида.

Накатывает острое желание сломать его об колено… нет. Ведь от кого-то… от дедушек-бабушек, получается, эта штука у дурака. Память… Поэтому нельзя так.

Швыряю жезл обратно — перед лицом Долгорукова.

Мажор не спешит подниматься. Я оглядываюсь на пацанов. Победа.

В следующее увольнение в город не уходит никто. Кроме Льва.

Глава 21

Соль. Идешь сквозь ад — не останавливайся

Это просто сон — реалистичный и капец до чего криповый. Но если все время себе напоминать, что это не взаправду, то ничего — словно смотришь ужастик, замирая от страха и в то же время уютно развалившись на любимом проперженном диване.

Я иду по до боли уже родным Поронайском улицам, но во сне они захвачены Хтонью. На месте детской площадки — глухая трясина, из которой жалобно торчат остовы качелей и горки. Четырехэтажка опутана лианами, словно щупальцами гигантского осьминога — одно тянется ко мне из окна второго этажа, украшенного белыми занавесками и геранью. Вяло отмахиваюсь — еще мне во сне не хватало сражаться с чудовищами… А тут в подвальчике клиника, куда мы таскаем троглодитов лечить зубы — она оккупирована хищным мхом, окровавленные зубы проступают сквозь пушистый покров.

Поскорей бы уже проснуться… С какого перепуга мне вообще снится такая чернуха? Жизнь-то вроде налаживается. Курсанты вняли гласу рассудка, то есть Мясопродукта моего Андрея, и перестали шататься по городу; в их отсутствие и взрослые опричники как-то вдруг разом прекратили жестить и накалять обстановку. А я сегодня с Генрихом договорилась съездить в мастерские — познакомить меня с тамошним руководством, чтобы мои старшие могли там подрабатывать, опыта набираться… Хотя, полагаю, в мастерские мы на самом деле прокатимся в другой раз, этот вопрос не горит. Я вчера битый час выбирала, что бы надеть, чтобы тут же снять.

Я бы и раньше пришла к Генриху, после кризиса со ставленной кровью все сделалось кристально ясно — нам нужно быть вместе. Но пришлось ждать почти две недели, пока губа заживет — не стоило показываться ему на глаза с разбитой рожей. Не потому, что это уродует неземную мою красоту — в чем плюс бытия орком, так это в том, что фингал-другой на морде вообще никак ее не портят. А потому, что тогда Генриху пришлось бы выяснять, кто избил его женщину, и принимать меры. А обострять ситуацию не стоит. Все вроде наконец устаканилось.

Вот только подсознание мое, судя по пейзажу, отчего-то так не считает. В ларьке, где я беру паленые телефоны, ворочается и чавкает сочащаяся кровью пористая масса. А вот и школа — та самая, куда я своих троглодитов ни за что не отправлю; из-за наглухо зарешеченные окон на всех трех этажах она напоминает тюрьму. Сейчас по стенам здания ползут гигантские крабы… и внутри кто-то кричит, в окнах мелькают перекошенные снажьи рожи!

Группируюсь для прыжка, рука сама тянется к катане — и тут же одергиваю себя. Тут не надо никого спасать, это просто сон!

— Это действительно сон, — сообщает невесть откуда взявшийся Безликий. — Но видишь ты то, что происходит на самом деле. Прямо сейчас.

Подпрыгиваю:

— Что за нах? Как это, ять, возможно?

— Ты же своими глазами видела пролитую у жертвенника кровь. Такое не может обойтись без последствий. Я бы на твоем месте задумался, почему последствия настали именно сейчас. И кто за этим стоит.

— Да пох, ска! Мне надо туда! Почему, ять, я не могу проснуться⁈

Как же хочется схватить этого бесплотного бесстрастного призрака за плечи и встряхнуть так, чтобы зубы клацнули!

— Потому что я должен что-то тебе сказать. Соль, я отследил линии вероятностей… Если ты отправишься туда, то почти гарантированно погибнешь. Тебя убьют.

— И чего? Заварить себе чайку и наблюдать, как твои твари пожирают мой город?

— Я знаю, что ты не сможешь оставаться в стороне. Я спас бы тебя, наплевал на все обещания и спас. Но вероятности сплелись так плотно,