И грянул град - Лориана Рава

-- Скажи, у вас живёт Кочерыжка?

-- Да есть такая старушенция. А что тебе до неё?

-- Видишь ли, Большой Камень, наши семьи связывают узы давней дружбы. А тут до нас дошло известие, будто у неё беда случилась, кажется, овдовела она. Вот меня и родня послала узнать.

-- Точно, овдовела. И ютится у родственников, так что на ночлег у неё тебе рассчитывать не стоит.

-- Значит, родня у неё против гостей?

-- Против.

-- Ну что же, остановлюсь тогда на почтовой станции.

-- А ценности платить за постой у тебя есть?

-- Нету. Вляпался я в нехорошую историю. Ехал я не один, а с провожатым. А он сбежал. И все ценности, какие у нас вместе были, утащил. Но неужели вы откажете в ужине и ночлеге попавшему в беду человеку?

-- Этот вопрос будет решать мой отец, он ведь у нас смотритель станции. А он и раньше любил, чтобы ему от проезжающих что-нибудь перепадало.

-- Но ведь это противозаконно!

-- Да, было противозаконно. Но теперь законов нет уже. Пал Тиран!

Побледневший Асеро сказал:

-- Да что вам Первый Инка сделал-то? За что его тираном зовёшь?

-- А ты не из инков будешь случайно? Кто ты вообще такой?

-- Да я так, Стоптанный Сандалий меня зовут, я по роду из сапожников.

-- По роду из сапожников? Так я тебе и поверил. Ну-ка покажи уши.

-- Зачем?

Хотя Асеро понимал, что его вопрос глуп. Ясно же зачем этому его уши нужны... Подъехав поближе, Большой Камень сдёрнул с Асеро капюшон.

-- Так и есть, инка бывший! Оправдываться будешь?

-- В чём оправдываться?

-- Что солгал, будто из сапожников!

-- Ну, заслужил я звание инки, теперь это преступление?

-- Уши просто так не обрывают. Ты воровал, лгал, насильничал?

-- Что за чушь?! Ничего я плохого не сделал. Вдруг ворвались ко мне в дом какие-то бандиты, уши оборвали, одежду сорвали, избили до полусмерти! За что? Я потом долго отлёживался, да и до сих пор на коня сам не могу сесть.

-- Ну, раз сидишь, значит, мало тебя били! Надо ещё добавить!

-- Так ты везёшь меня на расправу?! -- только тут Асеро понял, что насколько серьёзно он влип.

-- Да, и не вздумай убегать. Попробуешь -- пристрелю. У меня видишь, лук за поясом.

-- Послушай, не пойму, что за радость лишить жизни того, кто тебе ничего дурного не сделал?

-- Врёшь ты довольно глупо и неумело. Ты никакой не простой инка, за которого себя выдаёшь. Стоптанный Сандалий, ты -- сам Асеро! Твой спутник не просто так сбежал, а меня на твой след направил. Я почти сразу догадался, что это ты, но на всякий случай перепроверил. Да и любопытно мне было глянуть, как ты выкручиваться будешь. Нет, ошибка исключена. Я нередко бывал с женой в столице и видел тебя при всём твоём золотом блеске, так что и теперь я легко опознал тебя в лицо.

-- Что ты будешь делать со мной?

-- Судить тебя будем! И повесим, я надеюсь!

Асеро думал было пришпорить коня, пусть уж лучше его застрелят, но опять попасть в плен он не намерен, но его враг оказался более ловок и накинул на него лассо и сдёрнул с лошади. Несчастный Асеро упал на землю, пребольно ударившись левым боком и в кровь разбив щёку. Его палач тут же спешился, подошёл к нему, обмотал его несколько раз свободным концом верёвки, и, завязав узел, побежал ловить коня, зная, что его жертва со связанными руками никуда не денется. Асеро сел. На щеке он чувствовал кровоподтёк, бок болит, но хоть и руки и ноги целы вроде бы. Было не столько больно, сколько обидно, да так, что плакать хотелось, но усилием воли Асеро сдержал себя -- ведь если он заплачет, то временно ослепнет, руками же он теперь не может до глаз дотянуться.

Ухмыляясь и ведя коней под уздцы, вернулся его палач:

-- Ну что, солнечное отродье? Я же говорил -- не дёргайся! А теперь пойдёшь в деревню пешком.

Бывшему Первому Инке ничего не оставалось, как подчиниться.

-- Значит, ты ведёшь меня на выдачу англичанам?

-- Вот ещё! Чтобы они лишили меня удовольствия смотреть, как ты качаешься в петле? Мы теперь сами себе голова, что хотим, то и творим! А что, мы же народ и имеем право!

-- И чем же я так разозлил свой народ, что меня приговаривают к повешению? Ведь я старался о вас заботиться, как мог... Может быть, можно было лучше, не знаю... но в любом случае я итак наказан очень сильно. Я столько унижений перенёс... Да и сейчас унижен хуже некуда. Сын жулика ведёт меня со связанными руками...

-- Жулика! Скажешь тоже! Ты сам жил во дворце, ел с золотой и серебряной посуды, слуги тебя обслуживали, наложницы твою плоть ласкали. И после этого ты смеешь обвинять кого-то, что он хотел жить немного лучше, чем ему полагалось по распределению! А если бы мой отец был бы разоблачён, то его бы ждала виселица или каторга! Он, видите ли, нарушал закон! А ты себе кучу благ в законе прописал, жрал разделанную живую рыбу и при этом ничего не боялся? Спета твоя песенка...

-- Враньё всё и про рыбу, и про наложниц. Никогда я не брал ни одной женщины силой! -- ответил Асеро задетый за живое, а потом мрачно добавил. -- Только я знаю, что ты мне не поверишь. Потому что такие люди как ты в глубине души уверены, что достанься им такая власть, они бы непременно в непотребства пустились!

-- Конечно, был бы я сам властью, я бы, пожалуй, от кое-каких радостей не отказался. Да только ты так перегнул палку, что народное терпение лопнуло! У нас всё село знает, что ты обесчестил и погубил дочь нашего старейшины Дверного Косяка. Вот он, может, и против повешения будет, захочет что поизощрённее....

Было очень горько и обидно выслушивать это. Асеро молчал, думая, как ему быть дальше. Может, удастся убедить этого самого старейшину в том, что в позоре и гибели его дочери он никак не виноват? Хотя Асеро знал о печальных подробностях отношений Инти и его тестя Живучего: если человек охвачен горем, то до его сердца трудно достучаться...

Время было ещё не очень позднее, однако темнело, поскольку