И грянул град - Лориана Рава

ты меня ненавидишь? Может, у тебя кто-то из родных был невинно осуждён? Но ведь я не судья, да и судья при это обязательно злонамерен. Юноша, неужели тебя не жаль меня? Подумай, я избит, изранен, у меня руки связаны, от этого плечи ломит, мне хочется пить...

-- Обойдёшься!

-- Почему ты так жесток?

-- Потому что мне противно, что ты хочешь меня разжалобить. А сам ты других жалел?

-- Жалел. Почему ты мне не веришь?

-- Моего отца ты живьём собакам скормил.

-- Каким собакам?! Что за чушь? Я людей никогда собакам не скармливал.

-- Ври больше.

Асеро замолчал, погрузившись в свои невесёлые мысли. Ум его лихорадочно искал выход. Ведь если всё так пойдёт и дальше, его и в самом деле повесить могут. Надеяться на свой ораторский талант не приходилось. Это раньше, когда на нём была жёлтая туника, голову украшало льяуту, а в ушах золотились серьги, сам его вид производил впечатление. А сейчас... он избит, изранен, извалян в сене, а завтра с утра он будет выглядеть ещё хуже после бессонной ночи.

Ливень за стеной тем временем стих.

Было холодно. Помимо этого, Асеро понял, что ему опять надо будет справить нужду, пока ещё не критично, но до утра он не вытерпит. От мысли, что на суде, возможно, придётся предстать в мокрой одежде, сердце его ещё больше наполнялось стыдом и ужасом. Всё-таки он ещё раз попробовал разжалобить своего твердокаменного стража:

-- Послушай, имей ко мне хоть немного жалости. Я живу последнюю ночь на свете, быть может... Позволь мне хоть нужду справить не в штаны и смыть кровь с лица. Хочу завтра выглядеть перед казнью пристойно. Развяжи мне руки хоть ненадолго.

-- Сделаешь всё в штаны!

-- Юноша, пойми, я завтра умру, а ты... ты всю жизнь будешь вспоминать о своей глупой жестокости, и тебе станет стыдно.

-- Ну да, развяжу я тебя, ты меня треснешь как следует, сам убежишь, а я тут раненый лежать останусь, а потом мне ещё хуже придётся. Изобьют меня вместо тебя.

-- Разве можно бить раненого? Всех в школе учат что нельзя.

-- А нас в школе учили, что в наказание можно.

Асеро добавил:

-- Вообще-то это изуверство. Впрочем, ты ведь ничем не рискуешь. Скажу честно, я не знаю, как бы я поступил, будучи здоровым. Может быть, и так, как ты говоришь. Но сейчас я слаб и бессилен, как малое дитя. К тому же ты вооружён, а я -- нет. Так что если ты ненадолго развяжешь мне руки, то я ничего тебе всё равно сделать не смогу.

Юноша колебался. Кажется, в уме он взвешивал какие-то свои соображения. Потом, когда Асеро совсем было отчаялся дождаться согласия, тот всё-таки сказал:

-- Ну ладно, я развяжу тебя ненадолго. Только Золотому Луку не говори.

-- Не скажу, зачем мне?

Так юноша развязал его и вывел через двор в соседнее помещение, где располагались отхожее место и умывальник:

-- Слушай, а чего ты Золотого Лука так боишься? Он тебе что, начальник?

-- Ну... он... Он не начальник, конечно, но побить может сильно. Многие его боятся.

-- Только боятся или уважают?

-- Ну и уважают. Ведь он не один бить будет, один на один, может, я бы с ним и справился. Кроме того, он и тебя проучил. Побить того, кто сильнее, разве не круто?

-- Бил он меня, когда у меня были руки скованы. А вот если бы я был здоров и при оружии, не думаю, что он рискнул бы встретиться даже один на один. Впрочем, вопрос не в этом. Он клялся меня охранять, однако нарушил присягу. Неужели вы не видите в этом ничего бесчестного?

-- А когда ты девушек позорил, ты это бесчестным не считал? Вот и поплатился... -- ответил юноша. -- Ой, ты не евнух?!

-- Нет. А почему я должен быть евнухом? -- ошарашенно ответил Асеро.

-- Потому что сам Золотой Лук клялся, что оскопил тебя прямо на площади, мстя за сестру, которую ты...

-- Даже в глаза не видел. Теперь ты убедился, что он лжец и веры его словам быть не может?

-- Не знаю... Конечно, он прихвастнул. Но как я могу быть уверен, что ты никого не опозорил? Ведь так не только он говорит, это ведь в газете написали...

-- А что в газете не могут лгать? Газету обманом захватили мерзавцы и предатели с целью лишить меня чести и власти... И это им удалось, к сожалению. Но сам подумай, разве я похож на сладострастного мерзавца?

-- Не похож. У тебя глаза добрые. Я всё смотрел на тебя и думал, можешь ли ты делать то, что про тебя говорят... И мне что-то мешало поверить. Хотя я знаю, кто ты такой. Сейчас я тебе воды дам, умойся, -- и юноша в первый раз рискнул даже повернуться к нему спиной.

-- Всё-таки скажи, как зовут тебя? -- спросил Асеро. -- А то неудобно. Ты моё имя знаешь, а я твоё -- нет.

-- Птичий Коготь! -- ответил юноша, и Асеро вздрогнул.

-- Странное совпадение. Был у меня когда-то охранник с таким именем...

-- Которого ты скормил псам!

-- Не скармливал, -- ответил Асеро, умываясь из протянутого ему ковша. -- Это тебе тоже Золотой Лук наплёл?

-- Ну и до этого слухи ходили. У нас в семье никогда не верили официальной версии, что ты всех десятерых заговорщиков самолично шпагой покрошил. Мне рассказывали, что на самом деле ты вызвал людей Инти на подмогу, а их было в разы больше, и они скрутили заговорщиков и скормили их живьём собакам!

-- Про собак -- враньё, и про то, что я вызвал на подмогу людей Инти -- тоже.

-- Но ведь ты и в самом деле не мог десятерых покрошить! Я же вижу, какой ты слабый, Большой Камень тебя запросто скрутил. А он так себе вояка...

-- Я же уже сказал, что тяжко болен. Да и лет мне много. А тогда я был молод и здоров.

-- Всё равно я не верю, что ты мог один справиться с десятью! Может, ты и искусный фехтовальщик, но ведь мой отец тоже стоил многих.

-- Да, я и в самом деле не убивал всех... Давай я расскажу тебе всё как было.

Юноша кивнул и даже забыл предложить Асеро связать ему руки обратно.