Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн

Если кто и ведет себя непредсказуемо, так это он.

Я беру чашку и с благодарностью выхлебываю холодную жидкость вперемешку с быстрыми вдохами, втягивая воздух в изголодавшиеся по нему легкие. Я сосредоточиваюсь на этом, на возвращении телу работоспособности, пока не умудряюсь продышаться настолько, чтобы заговорить.

И только тогда наконец-то смотрю на Аида.

– Спасибо.

Надеюсь, он знает, что я благодарю его не только за то, что он достойно повел себя сейчас, но и за бабочку, и за тайнопись, и за то, что он разозлил меня настолько, что я втопила, а ведь он наверняка таким образом нарушил правила о невмешательстве, и его просто не поймали, в отличие от Ареса. Так что я ничего такого не буду говорить вслух.

Аид садится передо мной на корточки, опустив руки, испытующе глядя на меня.

– Я не тот, кого благодарят, Лайра. Я тот, кого боятся.

Типа как все рассыпаются прочь от него каждый раз, как он подходит ближе? Или он подыгрывает своей репутации, в чем я уже начинаю сомневаться? Будь он правда злым или бесчувственным, он бы не дал мне воды.

– Считай, что я дрожу от страха, аж тапки сваливаются.

Его губы дергаются:

– На тебе нет тапок. И вообще никакой обуви.

– Я бы никогда не добралась сюда на каблуках.

Образы сломанных лодыжек и сотрясений проносятся у меня в голове, и я слегка содрогаюсь.

– А остальной твой костюм? – спрашивает Аид.

Я перевожу взгляд вниз. Сейчас я только в брюках и блузке: прекрасный пиджак я содрала с себя где-то по пути наверх.

– Он мешался.

– Понятно…

Я снова отхлебываю воды.

– Итак… ты желаешь получить свои дары или нет? Ты точно их заслужила.

О боги. Причина, по которой я изначально чуть не убилась, поднимаясь сюда. Аид протягивает руку, и после краткого колебания я принимаю ее и позволяю поднять себя на ноги. И вот только тогда удосуживаюсь оглядеться.

Комната совсем не такая, какую я ожидала увидеть. Не греческий стиль – возможно, викторианский? Стены обиты красной шелковистой парчой с изысканными черными панелями в основании. Красные бархатные шторы занавешивают дверь и окна. Вся мебель – стол, стулья и кушетка – сделана из черного дерева и красного бархата. А потолок… У основания люстры свернулся дракон, вырезанный из черного дерева.

– И где именно мы находимся?

– Все еще на Олимпе. – Голос его стал сухим, как пыль во время засухи. – Это комната в моем доме.

Серьезно?

– Я думала, ты никогда не остаешься на Олимпе.

– Не остаюсь.

Я поднимаю брови, осматриваясь вокруг:

– Понятно. Так они что, просто… придерживают для тебя местечко?

– Что-то вроде того.

– Декор выбирал не ты. – Это не вопрос.

Его глаза легонько щурятся.

– Это все Адди устроила. Ее вкусы часто бывают несколько чересчур.

Только сейчас в его голосе есть легкий оттенок, который почти похож на приязнь. К Афродите? К богине, о которой он меня предупреждал?

Я морщу нос:

– Видимо, она не получала извещение о том, что ты питаешь отвращение к ожиданиям.

Аид давится звуком, похожим на смешок.

– Вряд ли я ей когда-то об этом говорил. – Он отводит взгляд. – И потом, я здесь не обитаю, а она была рада этим заняться.

У меня теплеет в груди, и я немедленно давлю все сантименты. Вот что мне точно не нужно, так это считать Аида чем-то большим, чем он есть – богом смерти, который бессердечно затащил меня в этот бардак.

Я не должна думать, что он может быть милым.

– Итак. – Аид распрямляет плечи. – Лайра Керес, я присуждаю тебе два дара для вспоможения во время Тигля.

– Как формально. А нельзя быстренько со всем этим закончить?

Он задумчиво смотрит на меня:

– Я бы мог не давать тебе никаких даров.

Я равнодушно смотрю на него:

– Знаешь, если дар приходится зарабатывать, то это уже не дар. Надо бы называть их призами.

Аид вздыхает, лицо его приобретает скучающее выражение.

– Так ты хочешь получить дары или нет?

17

За сомнительного победителя…

Если я не буду осторожна, выйдет так, что я бежала по этой лестнице и блевала ему на обувь впустую. Так что я натягиваю на губы сладкую улыбочку:

– Разумеется, я хочу получить свои призы.

– Я так и думал. – А вот он и снова стал сволочью. – Первый дар выбирает тебя.

– А остальные занимаются этим в своих личных домах?

Раздражение оттого, что я его перебила, искажает его черты, потом исчезает.

– Да. Если мы не будем знать, какие дары получили другие, будет гораздо…

– Сложнее, но интереснее. Я поняла. – Я закатываю глаза. – Вы, боги, любите поразвлечься.

Его взгляд становится насмешливым, а идеальные губы кривятся.

– Не включай меня в их ряды. Я не имею отношения к Анаксианским войнам, равно как и к их Тиглю.

Значит, в этот раз он вмешался по доброй воле, и не только для того, чтобы наказать меня. Любопытство вспыхивает с такой силой, что комната уходит на задний план: мое внимание сосредоточено на нем, и только на нем.

– Тогда почему сейчас?

Лицо Аида напрягается всего на мгновение, прежде чем он снова расслабляется. Но я замечаю. Он допустил ошибку, сказав мне это.

– Скажем так, мне надо выиграть другую игру.

Я моргаю, глядя на него:

– А я твоя пешка?

Спустя секунду он пожимает плечами – такой беззаботный, такой бессердечно-обыденный жест.

Я медленно и глубоко выдыхаю, очень стараясь не потерять спокойствие и не дать богу смерти коленом по яйцам. Чем дольше я рядом с ним, тем больше я забываю, кто и что он такое. А об этом очень опасно забывать.

– Как насчет того, чтобы перейти к призам?

– Осторожнее, – предупреждает он, и мне кажется, что огонь в жаровнях по углам слегка клонится в мою сторону. – Ты забавляешь меня… пока что.

Другими словами, я не столкнусь с последствиями, пока продолжаю забавлять его.

Я слишком устала, чтобы с этим разбираться, так что поступаю так же, как поступала с Феликсом, когда он гнул пальцы. Скромно опускаю взгляд, как послушная маленькая смертная, складываю перед собой ручки и жду.

До меня долетает тяжкий вздох.

– Ты просто наказание, – бормочет Аид, затем стаскивает пиджак. Потом закатывает рукава, как будто больше не может позволить этой одежде сдерживать себя.

Я отвожу взгляд.

«Предплечья не сексуальные. Это просто части тела».

– Вот. – Он берет мою правую руку в свою, притискивает ладонь к ладони, потом закрывает глаза и шепчет несколько слов, которые я не разбираю. Почти сразу же он бросает взгляд на наши руки.

Нет, не на наши руки. На свое предплечье.

Как будто он разбудил спящих духов, от его касания проявляются линии, и я таращусь на то, как на его коже материализуются татуировки, которых не было секунду назад. Не татуировки, точнее, не черные линии пигмента. Эти – цветные и блестящие, и каждый набор простых линий складывается в животное: синяя сова, зеленая пантера, пурпурная лиса, красный тарантул и… крохотная и очаровательная серебряная бабочка.

Они двигаются по его коже, как живые: тарантул приветствует бабочку чем-то вроде взмаха одной из лапок, сова хлопает крыльями на ощерившуюся пантеру. Я не могу отвести взгляд, эти чары пленяют меня.

Сова отдельно вопросительно смотрит на Аида. Спрашивает разрешения, наверное?

– Все в порядке. Идите к своей новой хозяйке и помогайте ей, – приказывает Аид.

Тарантул ближе всех к нашим сомкнутым ладоням, он начинает двигаться первым, сбегая с кожи бога на мою, и я ахаю от ощущения крохотных пузырьков, когда он находит новый дом на моем запястье. Затем вперед крадется лиса, ее хвост последним исчезает с ладони Аида, прежде чем она устраивается на моей руке, обвивает хвостом лапы и с любопытством склоняет голову набок. Другие звери следуют за ними, выбирая место на моей коже и моргая на меня.

Все, кроме бабочки.

– Ты тоже, – говорит Аид. Но она остается на месте, медленно взмахивая крыльями.

– Кажется, не только я тебя не слушаюсь, – шепчу я.