Я – Товарищ Сталин 3 - Андрей Цуцаев

лежала на краю стола, рядом с пачкой поддельных накладных. Пот блестел на висках, лёгкая щетина оттеняла его лицо, глаза, холодные и цепкие, привыкшие скрывать эмоции, изучали карту. Морщины на лбу углубились от напряжения, пальцы, мозолистые, но ловкие, сжимали карандаш, чертя маршрут к складу. Его голос, низкий, тщательно замаскированным под каталонский выговор, звучал тихо, почти шёпотом, словно боялся, что стены подслушают:

— Склад на Сан-Рамоне — их логово. Тридцать португальских наёмников, винтовки, гранаты, патроны. Всё для фалангистов. Завтра они исчезнут. Он говорил сам с собой, но мысли были тяжёлыми: «Если гражданские пострадают, если Фонтана заподозрит — всё рухнет. Москва не простит провала».

Вчера он, пил вино с Хосе Марией Фонтаной в таверне «Эль Торо», улыбался, кивал, когда тот, захмелев, хвастался: «Португальцы раздавят красных крыс, Антонио! За Примо де Риверу!» Рябинин тогда поднял стакан и сказал: «За Испанию, Хосе». Теперь он сжал кулак, ногти впились в ладонь, оставляя красные следы, и шепнул:

— Фонтана, ты мне веришь. И за это заплатишь.

Рябинин провёл ночь за планированием, не смыкая глаз. Он изучал карту, запоминая каждый переулок Эль-Раваля: узкий проход у таверны «Ла Сомбра», где тени скрывали человека; тупик за рынком, где пахло гниющей рыбой; угол, где жандармы курили, не глядя по сторонам. Его прикрытие — поставка вина и масла для фалангистов — давало доступ к складу. Он знал: наёмники собираются в полдень, пьют, чистят оружие, хвастаются, смеются. Десять динамитных шашек, каждая длиной в ладонь, с серыми фитилями, пахнущими порохом, лежали в рюкзаке, замаскированном под ящик с вином. Таймер, старый, с медными шестерёнками, тикал, когда он проверял его, поворачивая стрелку. Он провёл пальцем по фитилю, вдохнул резкий запах динамита. Он достал поддельную накладную, подписанную «Антонио Перес, поставщик», проверил печать, сказал:

— Десять шашек, десять минут. Всё рассчитано.

Но мысли терзали: «Дома рядом, там живут рабочие, женщины, дети. Если они пострадают? Если Фонтана заметит?» Он вспомнил инструкции из Москвы, переданные через шифровку: «Уничтожить наёмников, ослабить фалангистов, не раскрыться». Он стиснул зубы, отогнал сомнения:

— За дело… за свободу… но если ошибусь, кровь на мне.

Он встал, прошёлся по комнате, половицы скрипели, свеча мигала, отбрасывая тень на карту. Он достал рюкзак, проверил каждую шашку, каждый провод, пальцы дрожали, но движения были точными, как у часовщика. Пот стекал по шее, он вытер его рукавом, поправил воротник, надел шляпу, взглянул в треснувшее зеркало на стене. Он шепнул:

— Антонио, ты сделаешь это. Завтра.

Утро в Эль-Равале было сырым, холодным, серое небо нависало над мощёными булыжником переулками, скользкими от ночной сырости. Запахи гниющей рыбы с рынков, дыма из труб, махорки от прохожих, пота, сгоревшего масла смешивались в густой смрад. Торговцы кричали, зазывая покупателей: «Рыба! Свежая рыба!» Тележки скрипели, колёса гремели по булыжникам, церковные колокола гудели, споры людей доносились из открытых окон, листовки CNT и фалангистов валялись под ногами, размокшие от луж. Жандармы в шинелях, с усталыми лицами, стояли у углов, их винтовки блестели под фонарями, дым от их сигарет вился в воздухе. Рябинин шел в тёмно-сером костюме, с низко надвинутой шляпой, рюкзак с динамитом, замаскированный под ящик с вином, оттягивал плечо. Он шёл быстро, но незаметно, сливаясь с толпой, глаза скользили по переулкам, выискивая патрули. Жандарм, зевая, курил у таверны «Ла Сомбра», его шинель намокла, лицо было изможденным от усталости. Рябинин замедлил шаг, поправил шляпу, пробормотал, изображая спешащего коммерсанта:

— Проклятье, опаздываю…

Жандарм бросил взгляд, но отвернулся, затянувшись сигаретой. Рябинин ускорил шаг, сердце бешено колотилось, пот стекал под воротник, рюкзак давил на плечо. Он свернул в узкий переулок, где пахло рыбой и мочой, стены были покрыты листовками: «¡Viva la Falange!» и «¡No pasarán!». Он сказал:

— Спокойно. Ты почти на месте.

Улица Сан-Рамон была впереди, склад — обветшалое кирпичное здание с облупленной красной краской и ржавыми воротами — высился за углом. Запах пороха и масла сочился из щелей, смешиваясь с вонью рыбы и дыма. Рябинин остановился, вдохнул, сжал кулак, проговорил:

— Пора.

Склад был пропитан запахами пороха, масла, дешёвого вина и плесени от сырых стен. Ящики с винтовками, патронами, гранатами громоздились вдоль кирпичных стен, их дерево было исцарапано и покрыто пылью. Бочки с вином стояли у входа, их пробки сочились, оставляя тёмные пятна на полу. Тусклые фонари, подвешенные на балках, мигали, отбрасывая тени на лица тридцати португальских наёмников, которые пили, смеялись и чистили оружие. Их голоса гудели, хриплые, пьяные, проклиная «красных крыс» Барселоны. Дуарте, 35 лет, лидер наёмников, с шрамом на щеке, в потрёпанной кожаной куртке, сидел на ящике со стаканом вина в руке, и орал хмельным голосом:

— Анархисты сдохнут под нашими пулями! Кровь зальёт Рамблу!

Наёмники гоготали, звеня стаканами. Хосе Мария Фонтана, в чёрном плаще, с фалангистской повязкой на рукаве, стоял у входа, его холодный взгляд скользил по складу.

Рябинин вошёл на склад, неся рюкзак с динамитом замаскированный под ящик с вином, а в руках была поддельная накладная, подписанная «Антонио Перес, поставщик». Он поправил воротник, вдохнул запах пороха, шагнул вперёд, заговорив:

— Хосе, друг! Я привез вино для братьев, лучшее из Риохи, как обещал! Фонтана, хлопнув его по плечу, усмехнулся:

— Антонио, ты вовремя! Португальцы пьют, как быки! Дуарте там, орёт, как всегда. Проверь ящики, но не напейся с ними!

Рябинин, кивнув, улыбнулся:

— Хосе, я пришел работать, а не пить. Где Дуарте? Проверю поставку.

Фонтана, махнув рукой вглубь склада, ответил дружеским тоном:

— Там, у ящиков. Иди, Антонио, но не задерживайся. Что-то неспокойно сегодня.

Рябинин прошёл внутрь, шаги гулко отдавались по бетонному полу. Лицо Дуарте было красное от вина. Подняв стакан он гаркнул:

— За Примо де Риверу! За то, чтобы очистить Барселону от погани!

Наёмники загоготали, один, с грязной бородой, пролил вино, пятна растеклись по ящику. Рябинин дошёл до штабеля ящиков в углу, где фонарь едва светил. Якобы проверяя поставку, он опустился на колено, открыл рюкзак, пальцы быстро достали десять динамитных шашек, каждая была тяжёлая, холодная, пахнущая порохом. Он соединил их с таймером, старым, с медными шестерёнками, стрелка затикала, отсчитывая секунды. Он шепнул:

— Еще немного и конец.

Наёмник, шатаясь, подошёл к нему, его сапоги скрипели, голос был хриплый и пьяный:

— Эй, коммерсант, вино где? Хватит копаться!

Рябинин, не поднимая глаз, улыбнулся, ответив спокойным тоном:

— Там, у стены, друг. Пей, за победу Испании!

Наёмник, буркнув, ушёл, споткнувшись о ящик, вино плеснуло на пол.