Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

Разговор перешёл в мирное русло, да ещё и Ундина через пару минут принесла чай с печеньем.

– Посидишь с нами? – пригласила Кара.

Мы подвинулись, и Уна села на диван. Я почувствовал, как он чуть прогнулся, и услышал тихий скрип. Тёплый бок Уны прижимал меня слева, как огромная подушка, а справа доверчиво прижалась Кара. На широкие колени Уны грузно вспрыгнула кошка Тарантелла и от первого же прикосновения начала мурчать с громкостью старого холодильника. В такой обстановке и уснуть недолго! Я отхлебнул сладкого чая с корицей и окончательно почувствовал себя на своём месте.

Странно, что, находясь в непосредственной близости от пространственно-временной аномалии, никто её не обсуждал. Мы говорили о будничных вещах: кто где учится, кто чем увлекается, кем работает или подрабатывает. Будто были самой обычной группой молодых людей. Оказалось, что в отличие от Рин, целиком поглощённой заботами бара, Уна художница: рисует арты и анимации. Я вспомнил, что даже видел её сообщества в нескольких социальных сетях и мерч на фестивалях – они весьма популярны.

– Правда, сейчас дела идут не очень. Приходится осваивать новые площадки, чтобы не потерять аудиторию. А ещё мы освещали ситуацию с озером и Заводом, я даже нарисовала комикс про озёрную богиню, которая повалила эти проклятые трубы. Кое-кому это очень не понравилось.

Тарантелла подтвердила её слова важным утробным «Ма-а-о!». Встала и, раскачивая косматыми боками, перебралась на колени ко мне. Если такая пушистая гиря ночью сядет на грудь, даст фору любому демону сонного паралича! Я сначала поднял руки, будто сдаваясь, но потом рискнул коснуться лоснящейся спины кошки. Тарантелла тут же завела свой «мурчатор», и мне показалось, что завибрировал весь диван.

– Чего это она от меня ушла? – удивилась Уна, собирая шерсть с коленей. – Ох ты ж…

Я взглянул на её джинсы и увидел на них пятнышки с оттенком крови.

– Что-то часто она стала писать где ни попадя. Теперь ещё это, – Уна озабоченно нахмурила светлые брови, – завтра отвезу её к ветеринару. Хотя засунуть Тарахтелку в перевозку – это то ещё шоу укрощения львов! У неё с молодости с почками не всё ладно. Прямо как у меня.

Я, конечно, был в чёрных джинсах, но не хотел получить кошачий сувенир, поэтому минут через пятнадцать деликатно пересадил Тарантеллу на диван в ямку между Карой и Грифоном.

– Возьмём ещё чаю? – шепнула мне Кара, пощекотав ухо тёплым дыханием. – Если Рин не занята, позовём и её.

Я согласился, мы с долей сожаления встали с нагретых мест и пошли к стойке. За ней сидел всего один человек. Тот, кого я точно не ожидал увидеть в «Паучьем подвале».

– Это он, – прошипел я Каре на ухо, остановив её за локоть.

– Кто «он»?

– Ну этот, милфхантер, который к матери подкатывает. Что он здесь забыл вообще?!

– Меня больше удивляет, как он добрался до «ПП» самостоятельно. И судя по всему, впервые: никогда не видела его тут раньше. Если нашёл, значит, реально надо было.

– Надо ему, ишь! – фыркнул я. – Как будто мне дома его мало.

– Хочешь, я одна схожу? – предложила Кара.

– Не знаю.

Я стоял в растерянности, не решаясь подойти к стойке. Но и вернуться за столик ни с чем было бы глупо. Милфхантер даже не глянул в мою сторону: он сидел, понурив голову, пил и вполголоса разговаривал с Рин. В этот раз он показался мне старше: строгая рубашка, одежда в серых тонах, помятое лицо. Высокий лоб (который лет через десять наверняка станет слишком высоким), трёхдневная щетина, чуть заметная седина на висках. Рин в пёстром рыже-коричневом пончо, похожем на оперение степной птицы, протирала стойку и не перебивала. А он всё говорил, говорил: монотонно, глядя сквозь неё. Я напряг слух.

– …Совсем ещё подростком был. Когда мы доехали, уже ничего не смогли сделать. Разрывы внутренних органов, вместо лица – одна сплошная гематома, пальцы раздроблены. Зачем они его так? Что за люди такие, а? Да разве ж это люди…

Я ожидал, что Сирин скажет что-нибудь мудрое и утешительное, но она молча подлила ему виски. Он выпил алкоголь, словно воду. Сидел на высоком барном стуле неподвижно, как изваяние, и только руки крутили маленький предмет: синюю металлическую рыбку, акулу, кажется. Хвост акулы был испачкан запёкшейся кровью. «А ведь у него руки врача, – понял я, – умелые, добрые руки».

– Что это у вас? – наконец спросила Рин.

Он вздрогнул, положил фигурку на стойку и отдёрнул руки, словно она была ему отвратительна.

– Брелок от его ключей. Он защищался от них, зажав ключи в кулак. Одному чуть глаз не выбил. Не знаю, зачем взял. Нельзя было, наверно, это же вещдок. Но этих тварей и так уже нашли. Хотя кому от этого легче.

– И часто вы видите подобное?

– Работая на «Скорой», и не такое увидишь, – вздохнул он.

Моя рука соскользнула с плеча Кары, а ноги сами понесли меня к стойке.

– Привет, – сказал я, неуклюже залезая на соседний стул.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вынырнуть из своих мыслей и вспомнить моё имя.

– Палочник, – опередил я, – ну типа, добро пожаловать в «Паучий подвал». А это Кара.

– Очень… приятно? – Он явно не ожидал увидеть меня здесь.

– Кара, это Мил… – я перебил сам себя, – это Док. Парень моей мамы.

– Будем знакомы. – Кара покосилась на меня, не зная, как реагировать.

– Если не знаешь, куда выбросить эту штуку, привяжи к Ловцу. Сирин, можно ведь?

– Конечно.

– К чему привязать?

Мы с Рин и Карой, не сговариваясь, указали наверх. Лицо Дока стоило видеть! Его глаза медленно расширялись, а брови ползли вверх секунд пять.

– Ну… Почему бы и нет.

Док подошёл к ближайшему столику, разулся, встал на стул и, слегка покачиваясь, потянулся к Ловцу. Похоже, он уже успел набраться и сам того не заметил. Мы с Карой решили не стоять над душой в этот интимный момент, взяли чаю и, поскольку Рин отказалась идти за общий столик, ушли в VIP-зал.

Он был уже занят: на одном из столиков на цыпочках стояла Верба и привязывала что-то к потолку. Я поздоровался, но солистка «Вербного потрясения» зыркнула на нас не особенно дружелюбно. В её руках блеснул серебряный кубок с выгравированной на боку цифрой два.

– Какая-то награда? – спросил я. – Хочешь подарить её Ловцу?

– Да. За участие в вокальном конкурсе, – буркнула Верба, – хочу утилизировать.

– Разве не за победу? – уточнила Кара.

– Победа – это первое место. А я заняла