Ловец кошмаров - Валентина Владимировна Белякова

– Фигурально выражаясь, конечно. Но вот до драки порой доходило.

– Когда мы устроили в подвале генеральную уборку, то обнаружили её ошейник, но владельцев найти не смогли. В этом ошейнике уже пауки паутину сплели, – Сирин медленно подняла голову, – мне показалось, что выглядит стильно, к тому же символично. Мы убрали паутину, оплели ошейник нитками, сделав ловец снов. Мы «вплетали» в него каждый наш успех, даже самый маленький: конфетти со дня открытия, пробку от первой откупоренной бутылки и первую заработанную купюру, мишуру с первого празднования Нового года. Струну, порванную на первом концерте местной группы, предложившей выступить на нашей сцене. Потом и посетителям предложили внести что-то своё. Основа Ловца – ошейник – до сих пор висит там, в глубине, но его уже несколько лет не видно за новыми слоями.

– А когда Ловец начал, так сказать, жить своей жизнью? – спросил я.

– Сложно сказать. Сначала мы списывали странности на то, что «Паучий подвал» – наше место силы. Что наша дружба делает его особенным для нас и подсвечивает мистическим ореолом. Но после первой ночёвки в петлях, занявшей в обычном пространстве не больше часа… Сначала мы испугались. Потом полюбили это место с новой силой. Это было лет пять назад. Рин, как прирождённый делец, увидела в этом выгоду. Мы обустроили в ближних петлях комнату, в которой живём до сих пор, а квартиру Рин продали. На вырученные деньги расширились, выкупив соседние помещения и частично сломав перегородки, увеличили ассортимент, сцену и купили хорошее оборудование. В общем, постепенно сделали «ПП» таким, каким ты видишь его сейчас.

– Спасибо, что поделились, – искренне поблагодарил я, – обещаю, что ваша история не дойдёт до лишних ушей.

– Конечно, не дойдёт. Тебе ж никто не поверит, – беззлобно фыркнула Сирин.

– А не знаете, есть ли ещё подобные заведения?

– Без понятия. А что, тебе «Подвала» мало?

Уна наморщила лоб:

– Вроде я слышала про бар, который назывался не то «Пещера», не то «Логово»… Но он был в другом городе, мы с друзьями из посёлка иногда туда выбирались ещё школьниками. В город, конечно, не в бар. Бар закрылся, насколько помню, ещё до того, как зародился «ПП». Так что всё, что я о нём знаю, слухи. Может, и были там какие-то аномалии, а может, просто пойло забористое.

– Да ещё палёное – для усиления эффекта, – со знанием дела кивнула Рин.

Уна хотела что-то добавить, но отвлеклась на телефон. Несколько секунд читала с экрана, и её и без того светлое лицо сначала побледнело ещё больше, а потом раскраснелось.

– Да чтоб вас!

Я и не думал, что Ундина может так злиться.

– Уночка, что там? Что-то с сообществом?

– Да… Его совсем закрыли! Руководство Завода подало иск за клевету из-за комикса. И теперь мне надо явиться в суд.

– Вот же сволочи! – Рин вскочила со стула, и пончо всколыхнулось, как крылья. – Заняться им нечем, только художниц штрафовать!

– Хорошо, что к нам с обыском прийти некуда, – вздохнула Уна, – не переживай, Рин. Всё образуется. Помнишь, как у нас отобрали лицензию на продажу алкоголя? Как нам объявила бойкот главная группа, привлекавшая народ? Как полиция приходила по поводу бедолаг, ушедших в петли с концами? Как в пандемию даже в выходные приходило полтора человека? Трудности приходят и уходят, а «Паучий подвал» всегда будет с нами. Как и наша дружба.

Она тяжело поднялась и снова взялась за швабру. Увидела лужицы на полу и проследила их до Тарантеллы, как-то уныло свернувшейся в своей нише.

– Свозишь её к ветеринару, если суд выпадет на тот же день?

Рин кивнула. Ловец печально забряцал какими-то стекляшками, хотя сквозняка не было и в помине. Я понял, что пора уходить.

Защиту курсовой работы принимала комиссия. «Неужели преподам настолько нечего делать, что они хотят выслушивать втроём одно и то же? – думал я, отираясь среди однокурсников возле аудитории. – Они знают, что мы всё списали из Интернета, мы знаем, что они знают… Зачем вообще было затевать всю эту защиту? Вроде и не нападает никто». Время текло слишком быстро, но вместе с тем мучительно медленно. Скоро десять тридцать.

Я в очередной раз попытался что-нибудь повторить, но буквы плыли перед глазами, а слова складывались в бессмысленную бесконечную череду. «Нормативы нормативов, бла-бла-бла, отчёты учётов, бла-бла-бла, специалисты специалистов…» За три с половиной курса у моего мозга, похоже, выработалась аллергия на учёбу. Я зевнул со стоном, до слёз. Проморгавшись, стал искать глазами Кару, но она до сих пор не пришла. Неужели проспала? Я начинал беспокоиться.

А вот и она: ещё более растрёпана, чем обычно, лицо опухло, и под глазами залегли синеватые круги, руки зябко обхватывают тело и прячутся в глубоких карманах. Кара шла медленно, как под водой, иногда неловко сталкиваясь со снующими туда-сюда нервными однокурсниками. Похоже, она не спала всю ночь. Я, конечно, знал, что в душе она очень волнуется, несмотря на демонстративный пофигизм, но чтобы настолько… Кара рассказывала, что карманных денег ей особо не дают: кормят, одевают, из дома не выгоняют – и на том спасибо. Поэтому от наличия и размера стипендии зависит, насколько у неё будет весёлая жизнь в следующем семестре (одними концертами сыт не будешь). А оценка за курсовую идёт в зачётку.

Я хотел сказать Каре что-нибудь ободряющее, но тут высокая, обитая дерматином дверь в кабинет распахнулась. Вызвали первых десять человек на защиту. Студенты, до этого проявлявшие нетерпение, теперь шмыгнули врассыпную от двери, как рыбёшки от китовой пасти, и переминались с ноги на ногу, косясь друг на друга.

Пара человек нерешительно выступила вперёд. Тем временем Кара, не сбавляя скорости, добралась до аудитории и, словно зомби, зашла в неё.

– Это только первая партия, можно пока повторить… – зашептал я ей в спину, но Кара не отреагировала. Она будто вообще меня не заметила. Наверное, решила побыстрее отстреляться. Надеюсь, у неё не нервный срыв.

Я нервничал не меньше неё, а может, и посильнее. Если плохо сдам, мама опять заведёт свою шарманку: «Мало того что не работаешь, весь день непонятно чем занимаешься, так ещё и учёбу забросил!..» Может даже встать вопрос о моём выселении «в воспитательных целях». Поэтому, каюсь, когда я в составе второй партии зашёл в аудиторию, мысли о Каре улетучились из моей головы. Впрочем, как и весь материал, который я повторял. Осталась только звенящая пустота.

Не помню в деталях, как я