Турист - Антон Витальевич Демченко

Там, где и должны быть… Но ведь ночью… Взгляд упёрся в пуфик, как и прежде стоящий у окна, там же, где и всегда. Лицо Германа исказила гримаса отвращения и из охрипшего, надорванного ночными воплями горла вырвался тихий, сдавленный вой, а по щекам потекли горячие, жгучие слёзы.

Пошатываясь, Герман Наильевич поднялся с кровати, привычно… его передёрнуло… сунул ноги в тёплые тапочки из овчины и, сгорбившись, поковылял к выходу из спальни. Вот… здесь он должен был удариться мизинцем о пуфик. Взгляд судорожно метнулся к стоящему в сторонке предмету мебели… а вот тут… Одной рукой утирая катящиеся слёзы, Герман приблизил лицо к картине, мягко коснулся её другой рукой… провёл пальцами там, где должен был остаться кровавый след от его ладони. Ладони, на которой сейчас даже шрама не видно. Кошмар? Не бывает таких кошмаров. Не бы-ва-ет!

Шаг за шагом Ефимович повторял свой ночной маршрут. Дошёл до лестницы, ведущей на первый этаж в гостиную. Тишина. Потоптался на месте, пытаясь высмотреть что-то на полу… не увидел. Выглянул во французское окно, ведущее на балкон, выходящий в сад, и, заметив возящегося там садовника, нахмурился. По нервам полоснуло раздраем в эмоциях, злостью, страхом и неприятием… Скатившись по лестнице едва ли не быстрее, чем сделал это ночью, Герман Наильевич выскочил на крыльцо парадного входа и замер на месте. Машины, его Бенца, не было не месте!

Мотнув головой, Ефимович зарычал и, прибавив шагу, рванул на задний двор. Там садовник наверняка занят уборкой после ночного забега хозяина дома. Улики уничтожает, тварь!

— Доброго утра, Герман Наильевич! — возящийся у клумбы с клематисами, садовник поднял в приветствии затянутую в зелёную перчатку руку. Зелёную! Ефимовича передёрнуло.

— Доброе, — процедил он, хмуро глядя на довольного жизнью работника… но, моргнув, обвёл взглядом сад и умолк. Следов ночного забега не наблюдалось. Ну-у, допустим, клумбы поправить много времени не нужно… Но светильники? Ефимович точно помнил, что расколотил не меньше десятка круглых матово-белых плафонов, пока бегал в ночи от зубастых теней! Хоть какие-то осколки должны были остаться. Но их нет… Значит, всё же сон? Мотнув головой, хозяин дома попытался выдавить из себя улыбку. — А что, Радо, ты мой Бенц не видел?

— Как это, «не видел»? — пожал плечами тот и, утерев с лица пот, упёрся локтем в воткнутую рядом лопату, после чего извлёк из нагрудного кармана комбинезона трубку и кисет и принялся с чувством, толком и расстановкой набивать её духмяным табаком. Умяв большим пальцем порцию табака в чашке, садовник стрельнул взглядом в сторону хозяина дома, уже закипавшего от злости, и, запалив трубку, с причмокиванием втянул в себя первую, самую острую порцию дыма. — Вы же сами велели сегодня утром отогнать вашего красавца в мастерскую на обслуживание…

— Я… велел? — от неожиданности Герман Наильевич моргнул. И вспомнил. Действительно, вчера вечером говорил об этом садовнику, и тот… обещал. Обещал же?

— А то! Обещал и сделал, — медленно кивнул тот, глядя на собеседника из-под густых нависающих бровей, седых… Седых? Радо же всего тридцать лет! Или… Да нет, точно. Не было у него никакой седины.

— Что, плохо тебе, Герман Наильевич? — незнакомым тоном вдруг спросил садовник, выпуская изо рта облако дыма… зелёного, фосфоресцирующего дыма. — Так ты не журись. Излей душу, глядишь, и жить легче станет, а?

— Я-а… — Герман захрипел, задёргался, хватая себя за ворот пижамы, словно тот давил его, не давал дышать…

— Ну, извини, перестарался с машинкой. Но исправил же… — пожал плечами собеседник Ефимовича. — Завтра доставят обратно твой тарантас. Вопрос только в одном: нужен ли он тебе ещё будет, или как?

— А… — Ефимович хряпнулся на задницу, увидев, как под влиянием зелёного дыма течёт и меняется физиономия псевдо-Радо.

— Да ты не ори, а говори, — покачал головой незнакомец и, словно прочитав мысли Германа, ответил на них: — О чём? Да обо всём подряд. А я послушаю. Расскажешь всё как на духу, там и решим, нужен тебе ещё твой Бенц или ну его на…

[1] Склады МТО и ВД — склады материально-технического обеспечения и вещевого довольствия.

[2] ОКР — обсессивно-компульсивное расстройство (невроз навязчивых состояний) — психическое расстройство. Характеризуется следующими симптомами: непроизвольно возникающие навязчивые и пугающие мысли, навязчивые действия, повторяющиеся много раз, тревожность, зацикленность на порядке, чрезмерный перфекционизм, необходимость контроля себя и ситуации, частые мысли о насилии, причинении вреда себе или другим, постоянный счёт, многократное произнесение формул и/или молитв в уме.

[3] Сверчок (армейский сленг) — солдат сверхсрочной службы. Ныне, контрактники.

Глава 7

Разговорчики-переговорчики

Ошарашенный вид Вербицкого можно было бы счесть забавным, если не знать причины столь безмерного удивления главы Преображенского приказа. А причина-то была совсем нерадостной.

— Я одного понять не могу, — справившись с эмоциями, тяжело вздохнул Анатолий Семёнович, глядя на меня грустным-грустным взглядом. — Почему опять ты? Кирилл, объясни мне, недалёкому, а? Сделай милость, открой мне эту тайну. Она, знаешь ли, моим орлам большим подспорьем в работе будет. Могу даже поклясться, что дальше Приказа твой секрет не уйдёт. А?

— Какой секрет? — не понял я извива мысли собеседника, сверлящего меня усталым, но пытливым взглядом с экрана коммуникатора.

— Как ты умудряешься находить кучи отборнейшего дерьма даже в собственный медовый месяц! — неожиданно рявкнул Вербицкий, но тут же тряхнул головой, резко потёр ладонями моментально раскрасневшееся лицо и, на миг замерев, выдохнул: — Извини, сорвался.

— Да ничего, понимаю, — пожал я плечами. — Новости-то действительно не самые приятные.

— Это ещё мягко сказано, — кивнул Вербицкий и, побарабанив пальцами по столешнице перед собой, задумчиво протянул: — а ведь мне теперь придётся устроить тотальную проверку на местах… помимо прочего. Кто знает, где ещё может всплыть нечто подобное. Эх…

Меня так и тянуло понимающе вздохнуть вслед за собеседником, но чудовищным усилием воли я сдержался. Не поймёт. Сейчас точно не поймёт. Решит, что издеваюсь и обидится. По крайней мере, я бы на его месте наверняка обиделся. А глава Преображенского стола во врагах — это, честное слово, совсем не то достижение, которым стоит гордиться… если твоё прозвище не Чернотоп, конечно.

— Так, что решим, Анатолий Семёнович, — я всё же решил потревожить траурное молчание задумавшегося собеседника, и тот тряхнул головой, приходя в себя.

— В смысле? — недовольным тоном проскрипел он.

— В прямом, —