Чай со звездным сиянием. Книга 2 - Марта Льян

– Если бы все было так просто. Желание – это не только слова заказчика, это еще и его воля. Иначе легко можно было бы обманом, жалостью или угрозами заставить всех оставить тебя в покое. Одна фраза, выманенная так или иначе, легко развязывала бы нам руки. Но это не так. Наши истинные мысли и стремления всегда остаются с нами, именно они – основа всего. До тех пор, пока ты сама не решишь аннулировать желание, пока не начнешь хотеть этого всем сердцем – твои слова не будут иметь значения.

Уголки его губ опустились.

– Ты сказала, что я должен оставаться с тобой до тех пор, пока вопрос с письмами не разрешится. С тех пор твоя воля не изменилась. Даже сейчас, после всего сказанного.

По спине Эсси пробежали мурашки – неужели он видел ее насквозь, видел даже то, что она старалась не замечать?

– Ты не говорил мне ничего про волю. Это…

– Это как тонкая нить, что повязана на руку. С виду совершенно безобидная вещь, но стоит лишь попытаться сделать шаг в сторону – и она превращается в оковы, в уздечку, в ловчую сеть. Не самое приятное ощущение.

Кадер отвернулся, подняв плечи. Последняя фраза вырвалась у него непроизвольно: он не хотел жаловаться или осуждать. Но порой даже в словах тех, кто привык справляться со своими проблемами один, можно услышать тихий стон о помощи:

– Она мне запястье жжет.

Эсси опустила голову. Короткие непослушные пряди, которым не нашлось места в косе, упали на лицо – она точно пыталась спрятаться за ними, пусть и безуспешно. Слова в голове рассыпались, разлетелись, раскатились в разные стороны – не выходило подобрать ни одного, что помогло бы вернуть все на круги своя. Что снова сделало бы друга счастливым и свободным.

А самым ужасным являлось то, что джинн был прав.

Она не хотела его отпускать. Уйдет Кадер – уйдут и остальные. Слишком страшно было остаться одной. Беззащитной в случае возможного нападения – вдруг Комитет не успеет среагировать? Принимать решения в одиночестве, быть в неведении, оступаться, зная, что рядом нет никого, чтобы поддержать.

– Прости… – ее голос прозвучал так глухо и сдавленно, что Эсси на мгновение показалось, будто это все происходит только в ее голове.

– Да брось, – махнул рукой Кадер. В его голосе не было ни злобы, ни обиды – лишь усталость и сожаление о том, что он вообще затеял этот разговор. – Тебе не за что извиняться. Это изначально было мое решение, а не твое. А что до последствий – никто ведь не мог их предугадать. Так что давай просто разберемся с этим по возможности. Думаю, раз Комитет подключился, дело быстрее пойдет.

Эсси молча кивнула: горло сдавливал стыд. От возможного продолжения разговора ее спас лепрекон, вывалившийся из здания вокзала.

– Уф! Все, на сегодня хватит физических нагрузок, иначе я лягу прямо здесь. Ты вроде пободрее будешь, непутевый, – обратился он к Кадеру, – но я бы и тебе не советовал испытывать себя на прочность.

Он с хлюпаньем отпил кофе из стакана и резюмировал:

– Пакость. В тот раз было лучше. Пойдемте-ка обратно.

* * *

– Я уж надеялся, что испытания на сегодня закончены, а шиш! – ворчал Дирк, вразвалочку бродя по гостиной в поисках заживляющего крема, как медведь-шатун в поисках еды. – Совсем забыл про этого!

Он немного помолчал, ожидая реакции своей неприхотливой аудитории в лице Кадера. Реакция была примерно на уровне распространения звука в вакууме (она попросту отсутствовала), в связи с чем Дирк решил усилить натиск.

– Шалимар! На дух его не переношу! Докучливый, словно банда клерков, и стабильный, как швейцарский франк.

– Да брось, лучше он, чем совсем никого. Мы хотя бы знаем, что можем к нему обратиться, и теперь Комитет уж точно будет в курсе всего происходящего.

Лепрекон тихо застонал.

– Слушай, – вдруг вполголоса затараторил он, – только не топи меня, я прошу. Учитывая мои с ним отношения, он и без чьей-либо помощи прекрасно справится. Если меня не загребут в изолятор, это будет чистое везение, потому что любое ваше слово, скорее всего, сработает против меня. Поэтому хотя бы нарочно не топи.

– Зачем мне нарочно тебя топить? – удивился Кадер.

«Чтобы выслужиться? Потому что все думают только о себе? Потому что, очерняя других, ты кажешься лучше, чем есть на самом деле?» – мельком подумал Дирк, но в ответ лишь пожал плечами.

Раздался звонок в дверь.

«Ну все, начинается. Интересно, они всей толпой сюда завалятся или только один-два самых ретивых?» – лепрекон почесал ноющую спину.

Толпы не намечалось. На пороге, судя по голосам, стояло четверо, но вошли всего двое. Эсси перекинулась парой слов с уходящими, немного потопталась в коридоре, ожидая, пока гости снимут куртки, и, наконец, вернулась в гостиную.

Шалимар зашел следом. Высокий и широкоплечий, с густыми, но короткими темными волосами, он принадлежал к тому типу людей (если точнее, не совсем людей), которые вписывались в среднестатистический дверной проем как кусочки паззла – точно по контуру. Дирк, завидев его, чуть ли не вытянулся по струнке, предчувствуя неприятный разговор.

– Приветствую, – пробасил гость.

Голос у него был глубокий, звучный, раскатистый. Сразу приходили на ум стены старых замков, в которых свободно гуляет эхо.

Кадер и Дирк поздоровались в ответ. Лепрекон решил быть повежливей, но при этом не перегибать палку: Шалимар не понаслышке знает о его манере общения, это не какой-то сторонний клиент. Главное – не оскорблять и не провоцировать. Будет сложно, но, когда речь идет о собственном благополучии, стоит потерпеть. Тем более он это уже столько раз за свою жизнь делал.

Арикъялны перебросились парой дежурных фраз о погоде и самочувствии. Дирк все-таки не смог отказать себе в удовольствии пожаловаться на царапины и ушибы, хоть и без лишнего фанатизма. Ракшас покивал, посочувствовал, но Дирка не отпускало ощущение того, что он нет-нет да возвращается мыслями к их прошлой встрече, которая прошла в крайне неприятной обстановке. Вот кто его в те годы за язык тянул?

Из коридора, как пробка из бутылки, выскочил запоздавший Николас. Веселый, легкий на подъем, этот домовой был одним из самых молодых членов Комитета – первая жизнь среди людей, как-никак. Даже Кадер и Эсси были постарше. При этом он отличался расторопностью и старательностью, за что его любил и уважал весь отдел.

Сели за стол. Место напротив Шалимара было свободным: видимо, он будет по очереди просить сесть туда для дачи показаний. Раздался шорох листов