Немезида ночного ангела - Брент Уикс

– Младенец. Не верю.

– Поэтому мы здесь. Его талант мог сойти на нет, но вместо этого становится сильнее. Сестры боятся, что если не научить мальчика контролировать этот дар, то он, когда вырастет, обнулит всю магию. Не только вокруг себя. Вообще повсюду. И поэтому для нас он важнее своего брата. Заполучив Кирна, враги, может быть, получат видения о будущем. Но если в их руки попадет Кейдан, Часовне конец. И не только Часовне. Короли, императрицы и вожди всего мира незаметно поддерживают с помощью магии свою власть. Что случится с миром, если она вся в одночасье исчезнет?

– Он же совсем малыш.

– Думаешь, я этого не знаю? Я поклялась, что с этими мальчиками ничего не случится, и сдержу клятву!

– Еще ты клялась повиноваться Часовне. – Мне не стоило этого говорить, но слова вылетают из моего рта быстрее, чем я успеваю подумать.

– И кого я только что убила, Кайлар? – срывается Ви. – Сукин ты сын! Ты еще смеешь сомневаться в моей преданности? Ты хоть знаешь, чего мне это может стоить? Чего уже стоило? Я сделала это ради тебя! И уже жалею. – Ви снова ругается, трет лоб, отводит взгляд.

– Тебе нужно остаться здесь, – говорит она. – А мне нужно показаться на людях. Я и так уже слишком задержалась, хорошее алиби мне теперь не светит. Вернусь через час. Ведро вон там. Еда в буфете. Пожалуйста, будь здесь, когда я вернусь.

Не дожидаясь моего ответа, она уходит.

Я не знаю, стоит ли мне оставаться. Не знаю точно, могу ли доверять ей. Но Ви действительно убила четверых наемников и одну из своих сестер, спасая меня, так что я не знаю, чем еще она может доказать свою преданность.

Наверное, я просто чувствую себя слишком беспомощным.

Впрочем, выбор у меня небольшой.

Я решаю прилечь на минуту и обдумать, что делать дальше.

Где-то среди ночи я слышу, что Ви вернулась. Она тихо закрывает дверь, запирает ее, затем раздевается в темноте и вешает платье. Достает длинную мужскую тунику и натягивает ее через голову вместо ночной рубашки. Я отлично вижу в темноте и мог бы хорошенько рассмотреть ее, но не делаю этого, потому что недавно стал зрелым человеком. Или просто потому, что сильно устал.

Но я буду думать, что дело в зрелости.

– Двигайся, – несколько секунд или несколько лет спустя говорит Ви.

Я вопросительно мычу в ответ.

Она толкает меня, и я отодвигаюсь в сторону.

Когда я просыпаюсь, моя онемевшая рука лежит под головой Ви вместо подушки. Вторая рука держится за подушку, причем явно не за мою. И не за подушку вовсе.

Мне, наверное, должно быть стыдно, если не за то, куда легла моя рука, так за то, как на это реагирует мое тело. Уже второй раз за две недели я просыпаюсь и случайно лапаю женскую грудь.

Однако сейчас мной овладевает вовсе не стыд.

Я негромко извиняюсь, одну руку отнимаю от груди Ви, вторую вытаскиваю из-под ее головы и сажусь. Она что-то бормочет, но, кажется, не просыпается.

Притянув колени к самому лицу, я пытаюсь подавить свои чувства, затолкать их глубже, глубже, и не разбудить ее. Но мои старания равносильны попытке сдержать пальцами волну прибоя. Я будто вытягиваю перед собой руки, говорю ей: «Остановись!», но волна вмиг просачивается сквозь пальцы и накрывает меня. Передо мной возникает женский образ, но я вижу не Фаэну, а Элену.

Сколько раз мы с ней так лежали, пока она была еще жива?

Мне и сейчас снилось, что это она; снилось, что я проснусь и займусь любовью с моей драгоценной женой, что это она жмется ко мне, что она примет мои ласки, возьмет мое лицо в свои ладони, будет, невзирая на все мои недостатки, смотреть на меня с любовью, а потом эта любовь вдруг полыхнет и превратится в страсть, и она притянет мои бедра к своим.

Элена могла с легкостью переходить от нежности к страстному вожделению, сначала наслаждаться легкими прикосновениями, и тут же игриво кусаться, а затем смеяться и снова возвращаться к нежности. Вместе с ней я, пусть и неуклюже, мог делать то же самое, постепенно-постепенно-постепенно начиная верить, что она любит меня, постепенно-постепенно оставляя попытки заслужить ее любовь, постепенно забывая про мои многочисленные страхи, просто потому что она рядом. В ней я нашел хрупкое умиротворение. Ее объятия были крошечным раем и целым миром. Своей любовью она создала для меня этот мир, пригласила в него, сказала, что я могу здесь расслабиться и что здесь – мой дом.

А теперь все это исчезло навеки. Мне больше не суждено найти ничего столь же прекрасного. Никогда.

Мои рыдания сотрясают кровать, хотя я изо всех сил стараюсь не шевелиться.

Я слышу, как дышит Ви, и понимаю, что теперь она лишь притворяется спящей. Наверное, я сильно ее напугал.

– Со мной все будет хорошо, – говорю я и стыжусь того, как дрожит мой голос. – Все будет хорошо.

Но это, конечно же, ложь. Даже если я проживу семь веков, хорошо мне уже никогда не будет. И я понимаю, что нескончаемое одиночество – единственное справедливое наказание за мои прегрешения. У меня был шанс на незаслуженную благодать, и я ее потерял.

Глава 70

Убийственный гардероб

– Доброе утро, – притворно-бодрым голосом говорю я. – Я бы разбудил тебя завтраком, но, говорят, из-за этого нас могут убить.

Ви что-то ворчит в ответ, переворачивается и потягивается, скрестив длинные, стройные ноги. Рыжие волосы падают на ее лицо, отчего она становится похожа отчасти на натурщицу, а отчасти на швабру.

– Хватит ржать, – снова бурчит она. – Дверь. Посмотри за ней. Еда там.

Когда она садится и начинает воевать с волосами, лезущими ей в глаза, я выглядываю за дверь и нахожу там тележку с несколькими накрытыми блюдами. Стараясь не высовываться, я втаскиваю тележку внутрь и закрываю дверь.

– Серьезно? Здесь, наверху, нам будут приносить еду? Кажется, я взял билет не в тот отсек.

– Ты вообще безбилетник, – ворчит она. – Так что еду принесли не нам, а мне. Не смей к ней прикасаться.

Я протягиваю ей первое попавшееся блюдо, а другое беру себе, широко ухмыляясь и не обращая внимания на ее слова. Мне достались какие-то яйца, перепелиные, что ли. Неважно. Я вижу перед собой энергию. Ви ставит блюдо себе на колени,