Фантастика 2025-58 - Евгения Букреева

дипломатического искусства. Отзывы об Олеге Константиновиче шли самые хорошие: в совершенстве владеет английским, испанским, французским, немецким, итальянским, прекрасно разбирается в химии и топографии, легко сходится с людьми, выдержан, внимателен…

— Почему не женился по сию пору?

— Да как-то не сложилось, — Олег пожал плечами, мол, какого рожна, папаша, вопросы странные задаёте.

— М-да, даже не знаю с чего начать, прости, сын, растерялся. До сего момента видел тебя только на фотографиях.

Вы думаете нам, царям, легко? Конечно я не как брат Саша, запутавшийся в любовницах и внебрачных детишках. Порой приключались забавные анекдоты — став польским крулем Александр Первый Романов при молодой жене полячке ухитрился трёх бастардов наплодить и даже в секретных депешах просил пристроить мамаш с детьми где-нибудь в России, титул дать. На что моё императорское величество резонно отвечало: «Брат, король польский своей волей способен возвести в графское достоинство отличившихся шляхтичей». Короче говоря — перо тебе в руки брательник и законотворчествуй, являй Польше и миру указами королевскими новых графов и графинь с маленькими «графинчиками» в придачу.

Я тут гораздо скромнее смотрюсь, да-с. Ну а Олег и Ольга, сестра его двоюродная, по молодости «получились», когда Владивосток закладывался, когда жил с двумя сестрёнками кореянками, которых звал Дашей и Глашей. Стыдно, но не помню, бастард от «Даши» или от «Глаши». Обе сестрёнки проживают недалече, в угольной станице Воскресенской, но наведаться туда нет желания, ибо дел государственной важности до хрена и больше, даже во время кругосветного путешествия.

О натянутых отношениях между «братьями» — Владимиром Константиновичем Романовым и Олегом Константиновичем Востоковым, мне, разумеется, доложили. Едва армада наша подошла к Николаевску-на-Амуре, дежурный крейсер Владивостокской эскадры с диппочтой и капитаном Суэтиным из службы охраны императорской фамилии вышел навстречу и капитан с мешком корреспонденции взбежал на мостик флагмана «Пересвета»…

Тогда ещё похмыкал и порадовался выдержке и снисходительности старшего брата к Володьке, эмоций сдержать не умеющему. Генерал-адмирал тушевался, оказавшись рядом с графом Востоковым, не знал как себя держать. Ничего, наука Владимиру Константиновичу, уже не мальчишка, понять должен родителя, сам шуры-муры-амуры крутит то с той, то с этой…

А Володька как встретил эскадру сопровождения, уменьшившуюся после посещения Хоккайдо до 14 вымпелов, в заливе Петра Великого, так и остался в порту, «распоряжаться». Не хотел категорически «на троих» пообщаться с отцом и братом. Ну, ин ладно, насильно их сводить, заставлять обняться, притчу о венике и прутьях рассказывать, глупо, нелепо выглядеть буду. Совсем как папенька, незабвенный Николай Павлович, пытавшийся перед уходом в мир иной наставить нас с братом Сашей жить в мире и согласии, хотя и без нравоучений всё ровно было…

Владивосток встречал отца Отечества и отца-основателя города и хлебом солью, салютом с береговых батарей и эскадры и перезвоном-трезвоном колокольным. Народ съехался отовсюду. Маршрут следования наметили заранее и у «исторической» бани, которую прекрасно помню как строили под моим чутким руководством три десятка лет тому назад, выстроились «лучшие люди города».

— Мать честная! Ковригин, Семён! — как здорово, что работает «двойная матрица», поражаю памятью невероятной окружающих, — ведь с тобой первый ряд баньки выставляли, ты ж ещё удивлялся, откуда моё высочество так хорошо плотницкое дело знает!

Штабс-капитан (судя по всему в отставке, но неплохо, неплохо из унтеров поднялся, пусть и невелика карьера за 30 лет, но всё-таки, всё-таки) заморгал и бурно разрыдался от чувств нахлынувших. Прижав Ковригина к груди царской, мигнул Никите, тот подозвал фотографов. Ради такого случая, визита государя в основанный им Владивосток, работали аж полтора десятка мастеров вспышки и гениев ретуши. Трое из моей свиты, остальные от города и Тихоокеанского флота, предварительно прошедшие отбор у «охранителей».

— Успокойся, капитан, вот, платок возьми, утри слёзы. Сейчас на карточку снимемся. У тебя семья есть? Где они? Позвать! Да прекрати болото разводить, капитан я и сам сейчас расплачусь. Никита, погоны капитанские найди, да поживее!

Наказав, чтоб семейство Ковригиных полным составом прибыло на торжественный обед, даваемый городом (до моего распоряжения приглашён был лишь сам Семён) вручил свежеиспечённому капитану погоны и распорядился, чтоб новый мундир «построили» немедля за счёт Его Величества Канцелярии…

Случилось ещё несколько встреч с солдатами Финляндского полка, оставленными три десятилетия назад во Владивостоке, корни тут пустившими. Каждый такой эпизод непременно обыгрывал: фотографирование, рассказ о великих тех временах, когда в таёжных дебрях строили форпост на Тихом океане, вон с Игнатом Машковых брёвна катали для казармы. А Егор Тимофеев щенят разнополых привёз из станицы Константиновской, а то на эскадре на кораблях были три пса, но всё кобели, а собак и котеек разводить в новогороде надо…

Ветераны едва чувств не лишались от такого внимания и памятливости царя-батюшки, а репортёры местной газеты и «императорского пула» в поездке сопровождавшие, яро черкали в блокнотах. Эх, коллеги, коллеги, всё равно в «Российской газете» материал появится мой, пускай и под псевдонимом. Акценты как расставить, здешним щелкопёрам учиться и учиться у смишника конца 20 — начала 21 века…

Во Владивостоке планировал провести неделю, открыть торжественно движение по «железке» и порешать вопросы по финансированию «Крепостного района Владивосток». Собственно, составы уже туда-сюда «шмыгали», но без огласки, считалось, что то технические поезда с балластом и рельсами — шпалами. А открыть Транссиб должен непременно государь-император. Смешно, но названий у трансконтинентальной «чугунки» было около десятка. И «Великий Сибирский Путь» и «Великий Железнодорожный Путь», потом ещё «Евро-Азиатская Железная Дорога», «Сибирская Магистраль» и прочее и прочее и прочее…

Борзописцы ловили каждое слово монарха и тут же строчили «правильные» названия, как царь-батюшка выразиться изволил. А я нарочно говорил то так, то эдак, троллил коллег из 19 века, каюсь.

Завтра торжественное открытие магистрали, одних иностранных гостей полторы тысячи прибыло в «далёкий но нашенский» город-крепость. Ильича, тоже обворовал и мои слова, вернее не мои, а не родившегося здесь вождя мирового пролетариата: «Владивосток город далёкий, но — нашенский!» забабахали золотыми буквами на привокзальной площади.

А сегодня решил посетить «мэрию», заодно и пообщаться со старшим сыном отослав сопровождающих любоваться макетом «Большого Владивостока 20 века». Вот, общаюсь, как могу…

— Значит так, Олег Константинович. Нужно стране и мне лично, что уж скрывать, дабы возглавил толковый и опытный, мне верный человек, большой проект, на лет 10–20 рассчитанный. На самый краешек географии чтоб поехал. Как, возьмёшься?

— Я готов, — граф посмотрел мне в глаза и чуть заметно улыбнулся. Подбадривает мямлящего папашу, ишь как, — когда и куда ехать?

— Гм, а попробуй сам вычислить.

— Судя по тому, что на миссию выделены два парохода, подтянуты во Владивосток уже, считай три тысячи