"Фантастика 2025-195". Компиляция. Униги 1-23 - Вадим Витальевич Тарасенко

Налетел прохладным стаккато ветерок, взмурашил шею.

Илидор повернул направо вслед за Найло, ускорил шаг.

— Что ты там увидел?

Йеруш, выдернутый из каких-то мыслей, покосился за спину досадливо, но ответил. Он уже знал: если не ответить — Илидор просто остановится, поставит наземь большой йерушев рюкзак со штативами, реактивами, посудой и всякой прочей тяжёлой ёрпылью, сложит руки на груди, изогнёт бровь и будет приветливо улыбаться, пока не получит все ответы, которые желает получить. И ответы, конечно, придётся дать — потому как сам Йеруш этот рюкзак даже не поднимет.

— Видел там знак?

Слишком энергично махнув рукой на оставшийся позади указатель, Найло ушёл в занос и повернулся лицом к шагавшему позади дракону. Тот привычным движением сгрёб Йеруша за плечи и развернул обратно, к пока невидимому Большому Душеву.

— Знак на указателе? Башня и волна?

— Угу. Это значит, в посёлок возят почту Университета.

— Почту?

— Ну, письма всякие, журналы…

Илидор присвистнул.

— В такую даль? От твоего Ортагеная досюда, наверное, тысяча переходов! И зачем отправлять эту самую почту настолько далеко?

— Чтобы её получали, — буркнул Найло, сгорбился, вцепился в лямки рюкзака и пошагал быстрее.

* * *

Дракон разглядывал Большое Душево с любопытством. Йеруш — с выражением лица мальчишки, примеряющегося отгрызть мухе крылышки. Посёлок тянулся сонной улиткой по правому берегу невразумительной речки. Илидор её переплыл бы, даже дыхания не сбив. А может, даже камень добросил до другого берега.

На невысоких дощатых заборах висели вверх дном глиняные горшки, кувшины в бело-зелёно-голубой росписи и любопытные старухи в наголовных платках с красно-сине-зелёной угловатой вышивкой. Во дворах квохтали куры, лениво вуфкали собаки. Там-сям поскрипывали двери и колодезные вороты. Вдоль дороги степенно прогуливались жирные желтоклювые гуси, махали крыльями при приближении чужаков.

Глинобитные красно-коричневые дома стояли на удалении от берега, подглядывали за ним застенчиво, чуть выставив из-за заборов скатные крыши, подслеповатые слюдяные окошки, бревенчатые бока. Многие дома прятались за перепутанными ветвями кустов барбариса и сирени, не облетевшими ещё яблоневыми кронами, за заборами повыше, за другими домами.

Почтовое хранилище, как и предполагал Йеруш, находилось при спальном доме — а как ещё это могло быть устроено в не особенно большом посёлке, по дорогам которого рассекает преимущественно ветер?

Можно было подумать, что в спальном доме останавливаются не путники, не люди или эльфы, а куклы. Десятки, а может, сотни их расположились в стенных нишах привхожего помещения. Куколки плетеные, глиняные, деревянные, сидящие на маленьких стульчиках и плетеных коврятах из яркого бисера. На коврятах — тот же мелкий сине-бело-зеленый угловатый орнамент, что на старушечьих платках, и точно так же от него перед глазами скачут мошки.

Посреди привхожего помещения — низкий некрашеный столик, вкруг него кособокие кресла, на столике плетёная чаша с фруктами: красно-зелёные осенние яблоки, сочно-сиреневые сливы. Пахнет тёплым деревом и пыльными тканями.

Входная дверь смотрит на арочный проём в стене, где сумрачно маячит освещённая лампами стойка, сделанная, похоже, из цельного куска неподъёмного опализированного дерева.

Огорошенные кукольно-опаловым великолепием, эльф и дракон какое-то время стояли в дверях.

— Чой-та замерли?

За стойкой шевельнулась сутулая туча. Блеснул лысый череп в свете лампы, комкастые бакенбарды бросили на стену узорчатые тени. Человек за стойкой был одет в блеклое, серое, коричневое, обычное, заношенное — не то из желания показать, что кукольно-коврятная красочность не имеет к нему никакого отношения, не то оставляя за ней право играть тут главную роль.

Илидор первым пошёл к стойке и невольно прищурился: отражение лампы в опализированном дереве играло слишком ярко, пронзительно и многоцветно, а за многоцветьем почти слышался голос камня — почти, неуловимо-раззадоривающе, как лёгкая щекотка в носу.

Человек за стойкой упёр руки в бока. В правой была зажата светлая тряпица — видно, для протирки пыли.

— Яка҆ри меня звать, — сообщил гулким рокочущим голосом.

— Йеруш Найло, — энергично представился эльф, выдернулся из-за плеча дракона, протянул руку с называем на запястье.

И, не дожидаясь, пока Якари считает называй, оперся обеими ладонями на стойку и тут же принялся подпрыгивать, точно собирался перемахнуть через неё. В очередной раз подпрыгнув, Йеруш завис над стойкой на весу, держась на руках. Наклонил голову, посмотрел сверху вниз на Якари. У того даже волос бакенбарды не дрогнул.

— Может быть, для меня есть письмо из университета Ортагеная?

— Йеруш Найло, — медленно повторил Якари, пожевал губами.

Отвернулся. Аккуратно положил тряпицу на столик рядом с собой. Принялся неспешно и тщательно складывать её. Йеруш, сильно стукнувшись пятками, утвердил себя на полу и стал жрать Якари глазами. Тот медленно и обстоятельно разглаживал тряпицу и не то о чём-то раздумывал, не то собирался с духом.

Наконец обернулся к путникам, упёр руки в бока и уставился на что-то под стойкой. Лицо Якари было застывше-напряжённым, и теперь казалось, будто бакенбарды топорщатся на нём воинственно.

— Йеруш Найло. Да. У меня есть письмо для Йеруша Найло.

Эльф с явственным трудом удержался от победного возгласа и от какого-то движения — словно рябь по воздуху прошла. А Якари поднял, наконец, взгляд — такой же приветливый и живой, как захлопнутые ставни.

— У меня есть для тебя письмо, но я его тебе не отдам.

Йеруш поискал и не нашёл достаточно хорошего ответа на это дивное заявление. Дракон хмыкнул, выбрался из лямок большого рюкзака, облокотился на стойку. Якари сложил на животе ладони-лопаты.

— Лихота у нас завелась по осени, вот чего. Притом лихота незнамая. Не мавка то, не вомперец болотный и ничто другое понятное. У речки оно трётся, а то и в ейной глуби. Зловредная и неуглядимая совсем. Вроде как сам воздух бегает!

Йеруш смотрел на Якари ободряюще, словно говоря: «Ну-ну, и когда ты захохочешь над этой дурацкой шуткой?». В отличие от Илидора, Йеруш не водил знакомства с гномами, ходившими в глубокие подземья и верившими во всякие странные вещи, потому не понимал, что Якари говорит серьёзно. А тот задрал подбородок и заявил:

— Так что письмо я тебе отдам, когда эту лихоту отыщешь и скажешь, чего она такое. И как её утихомирить. Ясно говорю?

Улыбка слиняла с лица Йеруша, и дракон рассмеялся его растерянности. Золотые бусины драконьего смеха звонко раскатились по привхожему помещению, настучали куколок по головам.

— Так, — отмер Найло. — Это не шутка, значит? А если я не собираюсь тут ничего углядывать,