Психомодератор. Книга 1. Разделение - Никита Андреевич Борисов

в каком из возможных миров. Существо, лишь отдаленно напоминающее человека, висело на цепях, свисающих с потолка. Его личина была искажена, словно отражение в кривом зеркале, пропорции нарушены так, что разум отказывался складывать отдельные части в единое целое. Майя существа переливалась тусклым перламутром, как будто покрытая тонким слоем росы, и под ней постоянно что-то двигалось, перетекало, пульсировало. А множество глаз, проросших в самых неожиданных местах, моргали в унисон, глядя прямо на неё – не слепо, а с ужасающим разумным вниманием.

Крик Авроры разрезал тишину коридора, как раскаленный нож — масло. Но вместо эха он породил волну шепчущих голосов, повторяющих её имя на десятках языков, некоторые из которых не могли принадлежать человеческому горлу.

София резко развернулась, её взгляд был холоднее арктических льдов.

— Я ведь просила никуда не смотреть! — её голос звучал как сталь по стеклу. — Теперь будет гораздо хуже. Твой страх усиливает искажения этой реальности. Твой испуганный мозг теперь будет формировать кошмары вокруг нас.

Словно в подтверждение её слов, в дальнем конце коридора начали собираться тени. Они сгущались, принимая форму, обретая плоть и кровь не в одно мгновение, а постепенно, слой за слоем, как если бы нечто невидимое лепило их из самой тьмы. Собаки. Но не обычные — их личины были искажены, словно видения больного разума. Слишком много лап, слишком много зубов, глаза — не на персоне, а разбросанные по личине — полные голодного огня. Их черная, лоснящаяся шерсть колыхалась, как если бы под ней двигалось нечто иное, не принадлежащее нашему миру. С каждым движением их суставы сгибались в невозможных направлениях с сухим треском ломающегося дерева.

— Не двигайся, — шепнула София. — И не дыши. Они чуют страх.

София прикладывает правую ладонь к своему сердцу, а левую направляет к Авроре. Её губы едва заметно шевелятся: "Кордис тремор, аними эхо, синтония эст". Аврора чувствует, как часть ледяной паники отступает, как будто София забрала себе половину её ужаса — не уничтожила, а разделила. Она узнала эту технику “Синхронизация эмоций” — "Сердце дрожит, душа откликается, гармония наступает"

Стая медленно приближалась, принюхиваясь к воздуху. Из пастей капала не слюна, а что-то густое и черное, оставляющее на полу следы, которые через несколько секунд начинали шевелиться, словно колонии крошечных насекомых. Авроре казалось, что её сердце бьется так громко, что его стук эхом разносится по коридору. Она ощущала, как холодный пот стекает по спине, как дрожат её колени, как легкие горят от нехватки кислорода.

Они учуют меня. Они почувствуют мой страх. Они разорвут меня на части. Даже несмотря на то, что София разделила со мной мои эмоции.

Первая тварь приблизилась вплотную, её персона была на уровне бедра Авроры. Персона? Нет, у этого существа не было четкого разделения между частями личины — оно было единым организмом, постоянно перетекающим из одной формы в другую, лишь временно принимающим облик, отдаленно напоминающий собаку. Девушка чувствовала зловонное дыхание существа — запах старых могил и гниющих листьев, видела, как пульсирует нечто под его искаженной майя, словно внутри находился не скелет и органы, а рой обезумевших насекомых. Тварь замерла, втягивая воздух рваными, хриплыми вдохами. Секунда. Другая. Вечность.

Глаз твари, ближайший к Авроре, повернулся в глазнице, сфокусировавшись на ней. В его глубине девушка увидела не зрачок, а Когиту. Которая словно шептала “Тебе здесь не место”

А потом, словно потеряв интерес, существо двинулось дальше. За ним последовали остальные, их когти царапали пол, оставляя борозды в реальности, сквозь которые просвечивало что-то чужеродное — пространство, наполненное колеблющимся светом и неясными силуэтами, слишком быстрыми, чтобы разглядеть, слишком странными, чтобы запомнить.

Когда последняя тварь скрылась за поворотом, Аврора наконец позволила себе вдохнуть. Её колени подкосились, и только рука Софии, крепко сжавшая её плечо, не дала ей упасть. Прикосновение наставницы было единственным якорем в этой искажающейся реальности — твердым, теплым, настоящим.

— Идем, — сказала наставница. — Нам нужно двигаться дальше.

Но её голос звучал иначе — с новыми обертонами тревоги, словно и сама София начинала сомневаться, что они найдут выход из этого лабиринта чужого сознания, где законы реальности переписывались с каждым ударом невидимого сердца.

Но кошмар только начинался. То, что сначала казалось тенями на стенах, превратилось в колышущуюся массу пауков. Не обычных — каждый размером с кулак, с полупрозрачными личинами цвета застоявшейся воды, сквозь которые просвечивали крошечные человеческие персоны, застывшие в безмолвном крике. Персоны менялись каждые несколько секунд, словно существа проецировали бесконечную галерею утраченных душ. Они двигались как единый организм, волна за волной, заполняя коридор впереди, их суставчатые конечности создавали непрерывный шелестящий звук — как будто кто-то перелистывал страницы древней книги.

— Снова не двигайся, — прошептала София. Каждое её слово кристаллизовалось в воздухе, становясь видимым на долю секунды, прежде чем раствориться. — Они реагируют на движение.

Аврора замерла, чувствуя, как ужас парализует её. Первые пауки уже достигли их ног, карабкаясь по стенам, потолку, скользя по полу с неестественной грацией, нарушающей законы физики. Один забрался на её ботинок, и она почувствовала его тяжесть — несоразмерно большую для его размера, словно он был наполнен чем-то плотнее плоти. Она увидела, как крошечная персона внутри его личины повернулось к ней — женское, с глазами, полными осознания и отчаяния — Когита беззвучно умоляла о помощи, губы шевелились в немой мольбе.

Я не выдержу. Я не выдержу. Я закричу. Я сойду с ума.

Но она стояла, застывшая в совершенной неподвижности, пока паук не соскользнул с её обуви, оставив после себя влажный след, который испарялся с едва слышным шипением. Волна паукообразных кошмаров схлынула, каждое существо двигалось с пугающей целеустремленностью, словно повинуясь призыву, слышимому только им. Они оставили после себя лишь призрачное ощущение мириада маленьких ножек на майе и тончайшую полупрозрачную пленку на всех поверхностях — как если бы реальность покрылась слезной жидкостью.

И тогда из темноты коридора впереди появилась фигура. Человеческая. Знакомая.

Декарт.

Его персона была наполовину залита кровью, словно невидимая линия разделила его точно по центру на две части — человеческую и нечто иное. Кровь не засыхала и не стекала, а пульсировала в такт с едва различимым биением, доносившимся из-за стен. Руки по локти были красными, и эта красная жидкость капала на пол, но каждая капля не просто падала — она зависала на долю секунды перед самым полом, прежде чем впиться в его поверхность, оставляя следы, которые слишком быстро