Психомодератор. Книга 1. Разделение - Никита Андреевич Борисов

Глава 3.0. Разум.

— Аврора, — его голос звучал одновременно как шепот и крик, искаженный эхом бесконечных пространств, где каждое измерение искривлено. Звуковые волны распространялись видимыми кольцами, искажая свет вокруг. — Я искал тебя. Я так долго искал тебя.

Он сделал шаг вперед, и пространство вокруг его фигуры на мгновение исказилось, словно его личина была слишком тяжелой для ткани реальности, оставляя кровавый след, который тут же исчез, словно впитался в саму материю пола.

— Я люблю тебя всей душой, — Декарт протянул окровавленные руки, и Аврора увидела, что под майя его предплечий движется что-то тонкое и извилистое, как если бы его вены приобрели самостоятельную жизнь. — Позволь мне обнять тебя. Всего лишь один раз. Последний раз.

Сердце Авроры сжалось от боли и тоски. Декарт — её Декарт — выглядел таким израненным, таким потерянным. Каждая клетка её личины кричала: "Помоги ему! Обними его! Спаси его!" Воздух вокруг него дрожал, как над раскаленным асфальтом, и сквозь эту дрожь временами проступали другие образы — другие версии Декарта, некоторые истощенные до костей, другие искаженные, неправильные.

Но рядом стояла София, и голос наставницы прорезал завесу эмоций как лазерный луч:

— Я не знаю, что ты видишь, — её слова звучали откуда-то издалека, словно проходили через толщу воды, — но что бы это ни было, не реагируй. Не отвечай. Не двигайся.

Аврора застыла в мучительном оцепенении. Это был Декарт, человек, которого она любила больше жизни. Но в то же время... что-то было не так. Что-то в его движениях, в том, как пульсировала кровь на его персоне, как искажался его голос на определенных слогах — словно часть слов произносилась не его гортанью, а чем-то иным, живущим внутри него.

— Аврора, пожалуйста, — умолял Декарт, приближаясь. С каждым шагом воздух вокруг него сгущался, приобретая текстуру и оттенки, недоступные человеческому восприятию. — Мне так холодно без тебя. Так пусто. Только ты можешь спасти меня.

Каждый его шаг отдавался в её сознании физической болью, словно кто-то натягивал струны, соединяющие их сердца. Она хотела броситься к нему, обнять, забрать его боль, его страдание. Но инстинкт самосохранения — и годы тренировок в академии психомодераторов — удерживали её на месте.

Это не Декарт. Это не может быть Декарт. Он не может быть здесь.

Слезы затуманили её зрение, но она не шевелилась. Ни единого мускула. Ни единого слова. Каждая слеза, скатываясь по её щеке, на мгновение зависала в воздухе, прежде чем исчезнуть, словно поглощенная самой атмосферой этого искаженного места.

Декарт остановился в шаге от неё, так близко, что она могла бы коснуться его, протянув руку. Его глаза — глаза, в которых она столько раз видела любовь и нежность — теперь были наполнены чем-то древним и голодным. Зрачки расширились настолько, что почти полностью поглотили радужку, превратившись в бездонные колодцы, в глубине которых мерцало нечто, напоминающее созвездия, но расположенные в конфигурациях, невозможных в нашей вселенной.

— Ты отвергаешь меня? — прошептал он, и в его голосе звучала не боль, а что-то похожее на ярость. Каждое слово вибрировало на частоте, заставляющей кости Авроры резонировать, порождая глубинное, примитивное желание бежать. — После всего, что между нами было?

Долгое мгновение он стоял, глядя на неё, и Аврора почувствовала, как что-то пытается проникнуть в её разум — тонкие, настойчивые щупальца чужой воли, ищущие трещины в её ментальной защите. Время растянулось, секунды превратились в часы, наполненные безмолвной борьбой.

А потом... он просто прошел мимо. Прошел, словно она была не более чем призраком на его пути, незначительным препятствием. Но в момент, когда он поравнялся с ней, Аврора почувствовала холодное дуновение — не снаружи, а внутри, словно что-то потянулось к самой её сущности, как голодный зверь принюхивается к потенциальной добыче. Через несколько шагов его фигура растворилась в воздухе, рассыпаясь на мириады крошечных частиц, которые ещё несколько секунд висели в воздухе, формируя смутные очертания прежде чем окончательно исчезнуть.

Тьма начала рассеиваться. Искаженные стены коридора медленно выпрямлялись, возвращаясь к нормальному состоянию. Свет становился ярче, чище, утрачивая болезненный красноватый оттенок. Но что-то неуловимо изменилось в самой текстуре пространства — словно тонкая мембрана между реальностями стала ещё тоньше.

София глубоко вздохнула и впервые за всё время по-настоящему посмотрела на Аврору. В её взгляде смешались облегчение и какая-то новая, настороженная оценка, как если бы она видела свою ученицу в совершенно ином свете.

— Ты справилась, — в её голосе звучало что-то похожее на уважение, тонкие вибрации, почти осязаемые в разреженном воздухе. — Это была слабейшая психоатака страхом. С каждым разом они будут становиться сильнее, изощреннее. Использовать твои глубинные страхи, твои привязанности, твою любовь. То, что ты видела, — лишь отголосок, тень того, что ещё придёт. Поэтому чем быстрее мы найдём источник, тем лучше.

— Источник? — голос Авроры дрожал после пережитого, каждое слово стоило усилий, словно её гортань забыла форму звуков, а язык — движения для их создания. Сознание балансировало между реальностью и призрачным эхом увиденного.

— Того, кто создаёт эту искажённую реальность. Возможно, это и есть наш мистер Локтингейл, — София нахмурилась, тонкие морщинки между бровями на мгновение сложились в рисунок, напоминающий древний символ из забытых гримуаров. Её персона менялась, словно под ней скрывалось нечто более сложное, чем обычный человеческий облик. — Но мне нужно знать, кого ты видела. Все детали имеют значение.

Аврора сглотнула, пытаясь привести мысли в порядок. Воспоминания о пережитом казались одновременно кристально ясными и нереальными, как детали сна, который помнишь во всех подробностях, но не можешь поверить, что он мог присниться тебе. Майя реальности всё ещё подрагивала перед глазами, тонкая и полупрозрачная.

— Сначала были собаки. Искажённые, с неправильными личинами, — её пальцы невольно коснулись собственной шеи, ощущая биение пульса под майей. — Потом пауки с... с человеческими персонами внутри. Каждая персона кричала беззвучно, умоляя о помощи.

Она замолчала, не желая произносить последнее, не желая облекать в слова то, что видела — как если бы названное вслух могло материализоваться снова, прорвать истончившуюся ткань между мирами. Но София ждала, безжалостно требуя полной картины, её взгляд проникал глубже поверхности, словно считывая язык души, написанный под майей Авроры.

— А потом я увидела Декарта, — наконец прошептала она, и само имя, произнесённое вслух, принесло болезненное тепло в груди. — Моего молодого человека.