Муля, не нервируй… Книга 5 - А. Фонд

Я так задумался, что практически налетел на Изольду Мстиславовну. Она как раз выходила из женского туалета с полной лейкой для полива вазонов. При виде меня она сказала, даже не пряча ехидства:

— Всё-таки снова передумал заявление подавать? Просто угрожал увольнением, да? В очередной раз, Муля?

— Почему передумал? — покачал головой я, — я вчера ещё в кадры подал. Вам разве с остальными документами не передавали?

— К десяти документы всегда приносят, — нахмурилась она, но потом ещё более едко добавила, — и, видимо, именно поэтому ты в очередной раз прогулял рабочий день?

— Именно так, — не стал оспаривать очевидное я и аккуратно отобрал у неё из рук лейку.

— А ты соображаешь, что после такого демарша тебя ни на одну нормальную работу больше не возьмут? — в её голосе прозвучала еле различимая угроза. — Даже дворником в Москве не устроишься!

— А я не собираюсь в Москве оставаться, — ответил я. — Пойдёмте, провожу вас до кабинета, а то лейка тяжёлая.

— Да где бы ты не решил устроиться, Муля, первое, что твой новый начальник сделает — позвонит нам, — продолжила пилить меня она и сердито попыталась отобрать у меня лейку обратно, но безуспешно, — неужели ты сам этого не понимаешь, Муля? Ты больше нигде работу не найдёшь. А у нас тунеядцев не жалуют…

Она не договорила, оборвав себя на полуслове. Давая мне возможность додумать свою будущую судьбу самому.

Так как лейку я ей не отдал, пришлось ей идти по коридору в сторону приёмной Большакова, а я нёс ей лейку.

— Нет, Муля, нельзя так, — проворчала она, — сделаешь, значит так, загляни после обеда ко мне, если Иван Григорьевич будет в хорошем настроении, я тебе кивну. Пойдёшь к нему, извинишься и пообещаешь больше не дурить. Он хоть и строгий — но справедливый и отходчивый. А прогулы свои отработаешь в выходные. Я с кадрами договорюсь.

При всей своей свирепости и ворчливости, видно было, что Изольда Мстиславовна за меня переживает. От такой заботы на сердце аж потеплело:

— Спасибо вам, Изольда Мстиславовна, — тихо и проникновенно сказал я, — я очень ценю вашу заботу и хорошее ко мне отношение. И понимаю, что не заслуживаю этого.

— Вот именно! — едко ввернула вредная старушка, но голос предательски дрогнул, и я понял, что она капитально расчувствовалась.

— Буду скучать за вами, — вздохнул я и, войдя в кабинет, водрузил лейку на специальном столике, где стояли вазоны.

— А куда ты намылился? — с подозрением прищурилась Изольда Мстиславовна.

— В Якутию уеду, — ответил я.

— Да ты с ума сошёл! — всплеснула руками старушка и ну давай меня ругать.

Видя, что нотация грозит затянуться на добрый час, я пробормотал, что мне надо на рабочее место и торопливо ретировался. А, по правде говоря, сбежал.

До конца рабочего дня меня никто не трогал. Казалось бы, все обо мне позабыли. Чему я был очень рад. Даже Лариса и Мария Степановна не донимали меня своим любопытством. Наоборот, они, казалось, были рады, что я с ними не разговариваю.

Пользуясь моментом затишья, я занырнул в текучку и потерял счёт времени. Даже на обед не сходил. Как честный человек, я считал, что оставлять после своего увольнения недоделанные дела — неэтично. Поэтому пахал сегодня, как раб на галерах.

До конца рабочего дня оставалось примерно минут пятнадцать, я уже начал ловить себя на мысли, что думаю о том, что же сготовила Дуся на ужин (сказалось то, что я не обедал). Как вдруг дверь открылась и к нам заглянула Симочка, новая «девочка на побегушках», которая числилась где-то то ли в бухгалтерии, то ли в канцелярии, а на самом деле выполняла роль курьера и «сбегай-подай».

— Иммануил Модестович, — пискнула она. — Вас Иван Григорьевич вызывает. Срочно!

Мария Степановна и Лариса переглянулись между собой, но на меня даже не посмотрели, старательно уткнувшись в бумаги.

В полной тишине я встал, надел пиджак и вышел из кабинета.

Не успел я закрыть дверь, как услышал за спиной возбуждённый гомон коллег.

Когда я шёл к Большакову через приёмную, Изольда Мстиславовна свирепо взглянула на меня, но потом вдруг хитро подмигнула и хихикнула.

Хм…

Приободрённый и немало заинтригованный, я вошёл.

Большаков ходил по кабинету из угла в угол. При виде меня, он остановился, как вкопанный.

— Муля! — сказал он абсолютно недоброжелательным голосом, — это что за финтифлюшки у тебя⁈ Ты советский человек или нет⁈

Я кивнул, мол, да, советский.

— Тогда зачем ты цену себе набиваешь⁈ Одно же дело ведь делаем!

Я промолчал.

— Проект на грани провала! А кто за него отвечать будет⁈

— Завадский и вы, — тихо ответил я.

— Вот именно! Я! Я буду отвечать! — заорал Большаков и аж побагровел от возмущения. — Не ты, а я!

Я пожал плечами и не ответил. И так понятно, что должности у нас несопоставимы и логично, что перед Сталиным отвечать будет лично Министр, а не методист одного из многочисленных отделов Комитета.

— И что ты решил сделать, а⁈ Мало того, что ты закрутил этот проект! Мало того, что подбил нас всех на него! Так теперь, когда сам Иосиф Виссарионович одобрил, ты прыгнул в кусты! Ты мужик, Муля, или нет⁈

А вот этого я уже не люблю. Когда вместо аргументации начинают манипулировать и давить на ЧСВ, тогда разговаривать дальше нечего.

Очевидно и Большаков понял это по моим глазам, так как сказал уже более примирительным тоном:

— Вот чего ты вдруг взбеленился, Муля?

— Мы это уже обсуждали, — устало ответил я.

— Чем тебе Завадский не нравится⁈ — вскипел опять Большаков, — он лучший режиссёр, понимаешь, Бубнов! Он лучший! И когда он будет режиссёром, только тогда я буду уверен, что проект хотя бы не угробят.

— Это мы тоже уже обсуждали, — равнодушно ответил я и опять поймал себя на мысли, что думаю о том, что же Дуся приготовила. Хорошо бы котлет нажарила. Почему-то мне сейчас страшно захотелось котлет. С пюрешкой. И надо ещё будет с Ярославом поговорить. Скажу ему, что я надумал. А ещё…

— Бубнов, ты меня слушаешь, или нет⁈ — взорвался большаков.

— Нет,