Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев

Вышел снаряженный, перепоясанный саблей и бебутом но без броней. Без лишней надобности таскать железо смысла никакого. Завтра бой — тогда и облачусь.

В сумраке основной комнаты все также, все тоже. Девушки возились, занимались готовкой, печь пылала жаром. Чтобы накормить кучу людей, приходилось им работать от зари до зари. Да и то — если на сотню они еще как-то в одной печи худо-бедно с использованием засолов что-то могли сварганить, то с учетом прибывающих подкреплений домашняя еда становилась прерогативой тех, кто размещался близ острога. Остальные питались походной пищей в своих лагерях окрест.

Прошел мимо, они все при виде меня словно сжались, уменьшились. Всем видом показывали: нас здесь нет, боярин, не трогай нас, мы работаем. Глянь пристально, слово скажи и разбегутся по углам, замрут. Что за время — человека служилого девушки боятся. Вышел во двор через сенцы, глянул на небо. Часа четыре по моим прикидкам. Скоро вечер, скоро Яков придет со своей сотней. Тогда и сотников прочих собирать, совет держать.

Посмотрел с холма на реку, на лодки, на работу и разгрузку. Трудился там народ, сновал туда-сюда, вытаскивал снаряжение. Бочонки с порохом и копья, много. Приметил среди прочих Филарета, что как раз командовал очередной приемкой инвентаря. Руками махал, указывал.

— Ясно, работа кипит. — Проговорил под нос.

Отправился неспешно вниз, взять его с собой и осматривать лично все.

На половине пути увидел, что лодку чуть не перевернули. Один из бойцов неловко передал длинные древки, не рассчитал их вес, взял два вместо одного и чуть в воду не рухнул. Уронил пику.

Ругань разнеслась над берегом.

Добрался до мостков, махнул Филарету рукой.

— Так, воевода зовет, дальше сами. — Он погрозил работающим кулаком. — Ух! Смотрите, чтобы без вот этого всего.

Повернулся, подошел.

— Ну как? — Спросил я.

— Торопимся, Игорь Васильевич. — Он шмыгнул носом, простуда все же до конца еще не прошла. — Вот и выходит порой.

— Бывает. Ладно, идем, покажешь все, что сделано.

— Двинули.

Обошли мы за час примерно все окрестности. Сотник над пушкарями и пищальниками, а по совместительству зодчий, инженер и строитель докладывал, рассказывал, пояснял, где и что. Как мои указания на местность легли, где чего пришлось изменить, какие коррективы внести. Высказывал свои мысли и опасения. Показывал опасные места.

Отряды, прибывшие за два дня из Воронежа на лодках, размещались там, где им были отведены защитные рубежи. Подгоняли местность под себя, осматривались, обживались. Сотники и атаманы, кроме стрелецкого, все перебрались сюда. Управляли своими людьми. К ужину звал всех в терем, в острог на совет. Нужно рассказать, пояснить общий план битвы. Услышать, что все думают.

На первый взгляд люди выглядели напряженным, но готовыми дать отпор неприятелю. Каких-то панических настроений и ужаса на лицах я не видел. Это радовало.

Как там сказал Дженибек Герай, про фатализм? Почему он в нас в крови?

Пока шел от одной позиции к другой, задумался.

Выходит — испокон веку мы с таким отношением ко всему рука об руку. Первое. Слишком сложное у нас земледелие, рискованное, зависящее во многом от погодных условий. Самому плошать нельзя, но на бога надежда великая — будет дождь или нет. Будут заморозки или нет. Потом еще, о фатализме, особенно для жителей южных рубежей. Живешь ты так, в целом нормально. Добро наживаешь, а из Поля враг раз… И пришел. Готовься к его приходу, не готовься, жди, не жди. Он же внезапно появиться может. И что? Опять на бога надежда, поскольку степняки как стихия. Неделю назад их нет, а сейчас есть — грабят, жгут, разбой ведут.

И это же не только татары. До них, сколько иных было?

А на все это еще и накладывается третье. Пришедший на Русь скандинавский менталитет воина, попадавшего после славной битвы в Валгаллу. Ученые моего времени до сих пор спорят — был ли легендарный Рюрик скандинавом или не был. Был ли он вообще или миф это все. Но то, не так уж и важно. С ним и в его время, а также во времена детей и внуков его при князьях русских много северян было — данов, нордов, свеев.

А их тогдашняя, еще языческая вера, пропитана фатализмом, который отлично лег на наш культурный код.

Вот и выходит. Только — мне это сейчас на руку. Это же можно использовать и в плюс. Когда страха нет — сражаться сподручнее. Сплотить, воодушевить, цель дать, направить.

Внезапно загудел рог. Один раз, протяжно.

— Яков подходит. — Улыбнулся Филка, идущий рядом и не вырвавший этой фразой меня из раздумий.

Остановились, не завершив осмотр самых передовых укреплений. Не дошли, не глянули, что на холме с восточной стороны его твориться. В целом, все это я видел, когда поднимался несколько часов назад к острогу. Стрельцы-молодцы работали хорошо. Проверить можно и утром, по прикидкам все там по плану. Осталось порой припрятать, загрузить.

— Идем, встретим товарища дорогого. — Проговорил я, довольный происходящим.

Мы быстро преодолели по холму расстояние до укрепленного хутора. Народу здесь прибавилось. Несколько всадников гарцевали у ворот на открытой площадке.

— Яков! — Выкрикнул я, увидев подьячего Разрядного приказа.

— Боярин! — Он стоял возле своего скакуна, повернулся ко мне, двинулся вперед. — Игорь!

Все тот же потрепанный кафтан с деревянными пуговицами. И только одна серебряная самая верхняя. Но я смотрел ему за спину. Оттуда мне улыбался еще один знакомец.

— Не ждал, воевода⁈ — Это был Василий Чершенский.

О, как же я рад был его видеть. Ведь он точно не пришел один. Раз здесь, то и брат его тоже где-то рядом. Будет скоро, а там целое казацкое войско.

Яков тем временем подошел, улыбнулся. Лицо его было все также болезненно, сухо. Сам выглядел усталым. Дневной переход и предшествующая этому работа по сбору сотни не дались просто так.

— Знал бы я, кого в Чертовицком своем встречаю. — Он улыбнулся. Кашлянул.

— А кого? — Я с улыбкой приподнял бровь.

— Героя! Ты за неделю столько сотворил. Маришку побил! Разбой прекратил! Весь край Воронежский на дыбы поднял. Все вертится, работает. О тебе только ленивый не говорит. Письма уже в города окрест идут, что лихой воевода порядок жесткой рукой наводит.

— Вот как. — Я немного недоумевал, но рад был, что лед тронулся.

— А ты думал! Слухами земля полнится. Тати