Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев

остался по правую руку. Ему полагалось, как человеку от детей боярских. По идее следующим должен был сидеть Яков — поподьячий, сотник дворянской конницы. Он как раз заторопился место занимать что положено. Филарет сидел по левую сторону. Тоже логично, он всеми инженерными и земляными работами заведовал.

Остальные размещались переглядываясь.

— Ванька! — Повторил.

— Чего изволите, хозяин? — Слуга подскочил, глянул на меня.

— Еду давай и, как только все подадут девушки твои, всем лишним ушам, вон. Дело важное говорить будем. Ты у двери останься, следи, чтобы никто уши не грел. Ясно?

— Чего же тут неясного. Все сделаем, хозяин.

Он шустро отправился раздавать указания, и служанки мигом стали таскать на стол приготовленное. Миски, горшки, плошки, ложки и прочую посуду, полную снеди.

Я занял свое место, вгляделся в собравшийся за столом народ.

— По-простому, без мест сегодня, без споров. — Поднял руку. — Приветствую всех собравшихся.

Присутствие казака Чершеньского могло внести разлад в уже сложившуюся структуру организации руководства моим войском. К тому же — чудаковатый он, не любимый дворянами, но силу большую привел. Две сотни, как никак. Да и еще, его брат целых четыре ведет. Считай пол войска.

Не стоило начинать совет с ругани, разборок, дележа и тем более, драки. Нам здесь татар бить, а не решать, у кого предки знатнее и достойнее.

Чуть отвлекся на раздумья, но быстро продолжил:

— Думаю, все вы тат друг друга знаете. Однако. С нами сегодня есть человек не из Воронежа. Василий Чершеньский. — Указал рукой на него. — Брат атамана Ивана Чершенского.

Воронежцы переглянулись друг с другом, молчали, хмурили брови. Затем уставились на сидящего в конце стола казака. Все же не стал он здесь свои порядки наводить, вперед не лез и пока не дурил, что меня очень радовало. Я-то к таким людям привычный, всякое видал, и если только есть от человека, можно странности его не замечать, а порой и использовать. Но, иные могли и занервничать от манеры общения Василя. Яков-то уже с ним знаком и недоволен.

— Ешьте! — Сказал я громко, призывая людей делить пищу. — Я пока изложу суть, кратко. А потом вопросы ваши послушаю, отвечу.

В совместной трапезе испокон веку заложено нечто сакральное. Если ели вместе, то не враги уже. Этим я и воспользовался, посадив их не просто за стол, а за ужин.

Люди закивали, глаза их блестели в сумраке комнаты. На лицах видно напряжение и собранность, готовность обсуждать и действовать.

Постепенно все это отступало на второй план. Нои начали поглощать поданные блюда, а я неспешно заговорил.

— Итак, сотоварищи. Татарское войско стоит у реки Хворостань. — Обвел их всех взглядом. — Я был у Дженибек Герайя, говорил с ним.

Василий крякнул, но ничего не сказал. Для остальных информация была более или менее известной. Когда выдвигался на эти странные переговоры, то как раз требовал сообщить в Воронеж. Раз вернулся, значит, побывал и говорил.

— Воевать они не хотят. Большинство. Сын хана желает уйти в Крым, решать там свои дела. Приемный его отец болен. Власть шатается. Если не поспеть, можно затеять очередную распрю. Но некоторые его подданные жаждут грабить. Ханство за время замятни обнищало. У них тоже смута, как и на русской земле. Получается, часть особо ретивых хотят за наш счет свое благосостояние поправить.

Сделал короткую паузу.

— Это как же, Воевода, не пойму. — Хохотнул Чершенский. — Воевать не хотят, а грабить желают?

— Все так. Все просто, атаман. — Я усмехнулся, ответ был на поверхности. — За золото люди готовы убивать, но не готовы умирать.

— Мудро завернул. — Выдал он, закивал.

Остальные сотники и воеводы поддержали его.

— Наш враг сейчас стоит вблизи Дона. В дне пути отсюда. Это авангард сил крымчаков во главе с Кан-Темиром мурзой. Основные силы тех, кто хочет прорваться на север. Самые отчаянные и ретивые. Именно их мы здесь будем бить. — Я поднял руку, предвидя ворчание и вопросы. — Как бить, это чуть позднее. Пока общая вводная.

Они молчали, смотрели на меня. Яков и Василий обильно ели, остальным как-то комок в горло, видимо, не лез. Перекусили и еды больше почти не касались. Чувствовалось растущее напряжение.

Продолжил:

— Сколько их придет, я точно не знаю. Думаю так, сотоварищи. У самого мурзы тысяча. Но, это только часть сил. Хочу, чтобы вы поняли две вещи. Первая. Разбить их мы можем. Уверен в этом. Не вся орда сюда идет, лишь ее часть, в которой не все едины. Но, недооценивать их нельзя.

— Так сколько их, воевода? — Не выдержал Филарет. Его лицо было напряжено.

— Думаю, тысячи три. Вряд ли больше. — Вновь поднял руку, пресекая ворчание. — Но! Дело в том, что если мы дадим по рогам первой волне, выбьем ей зубы, переломаем кости, остальные не полезут. Ясна мысль?

Они переглядывались, не перечили, ждали, чего еще скажу.

— Нас, общим числом сейчас почти тысяча. На подходе еще четыре сотни казаков Чершенского. У нас отличная позиция. Мы зарылись в землю. Встретим их и отбросим. Важно! Страха нагнать и потери нанести. Запугать. Тогда сын хана, Дженибек Герай развернется и оставшейся силой уйдет в степь.

— План хорош, воевода. — Вновь вмешался Василий. — На словах. А на деле, их же втрое больше.

— А не ты говорил, что зубами рвать татар хочешь? Что казаки твои злы? А?

— Я, точно я. Поймал ты меня. — Он по столу хлопнул ладонью. — Поймал. Но, рвать это одно, а помирать от их стрел и сабель, иное.

Резонно. Вести этих людей насмерть я не собирался. Нужно именно нанести быстро и эффективно нанести как можно более страшные потери татарскому отряду, запугать их, внушить неуверенность тем, кто не пошел на первый штурм.

Начал пояснять:

— Наша задача, заманить их основные силы авангарда, измотать. Затем сокрушающим ударом разбить и отбросить на тех, кто идет следом. Внушить им страх. А еще голову Кан-Темира добыть. Ясно?

— А не тот ли этот мурза, что Кровавым мечом зовется? — Спросил атаман Беломестных казаков.

— Тот самый, знаком тебе?

— Подолье, что за Днепром и Бугом. Лет пять назад, вроде как, он разорял. Гетман Жолкевский его тогда бивал. — Казак почесал затылок. — Слышал я это от запорожцев где-то с год назад.

— Четыре года тому назад бился он