Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев

— О, есть из-за чего. — Рассмеялся я. — Запугать их, дело первое. Пуганых бить легче получается.

Он нахмурился, но я развеял его сомнения.

— Ты не думай, это я для них только — Улыбнулся, показывая радость и довольство встречей и разговором. — В церкви хожу, молюсь. Да что там, сам Серафим с нами заодно. Людей своих послал. А он человек божий.

— Серафим Филипьев? Что из церкви Успения Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. При монастыре, который?

— Да. Он самый.

Яков покачал головой, кашлянул с уважением.

— Дела. Всех завертел. Ух…

Тем временем к нам подошел казак Василий.

— Ну, здравствуй, Игорь Васильевич. — Он комично поклонился. — Пришел должок вот отдать тебе.

— Сколько с тобой?

— О… О делах, да о делах. Сразу видно… — Он прищурился, смотрел на меня с хитрой ухмылкой, выпалил громко — Воевода! Вот гляжу, точно! Не боярин, а прямо точно. Воевода! Может спеть тебе? Славу то какую собрал с момента знакомства нашего. Это же чудо-то какое.

Я смотрел на него, изучал, думал.

Да, манера общения казака меня не радовала. Дурил он знатно, говорил, что думал и порой невпопад и не в тему. Но он привел людей сражаться, а это главное. Вовремя, очень вовремя.

На это я и рассчитывал, когда отпускал его с письмами. Но чтобы так сложилось — это прямо проведение господне. Казаки татар ох как не любили.

По лицу Якова тоже было видно, этот странный, слегка безумный человек не вызывает у него особых симпатий. Но — союзник, с отрядом. А это важное.

— Так сколько. — Я улыбнулся ему.

— Конных почти две сотни. Ох, казачки-молодцы, опытные бойцы. Все как один, словно рать самого царя. Шабли востры, пики точены, стрелы калены. Даже пара самопалов есть… Бам! Бам! — Громко гаркнул, засмеялся от души, раскатисто.

Две сотни — это же замечательно.

— Дай обниму тебя за такую новость, должник мой. — Моя радость не была поддельной.

— Ты меня еще расцелуешь, по-братски! — Он хлопнул в ладоши, затем ударил ими по коленям. Чуть в пляс пустился и вмиг замер, посерьезнел. — Это же не все еще. Воевода.

— Как?

— Это конная рать только. Пешком же медленно. Мы, значит, с братом решили, что торопиться надо. Я всадников вперед повел. А пешцы, вместе с ним. Завтра к вечеру сюда подойдут. Вот так.

Я слушал, и на душе становилось все более радостно и уверенно. Силы наши приросли с пришедшими казаками Чершенских.

Казак тем временем продолжал:

— Мы как с Яковом… — Он чуть толкнул кулаком подьячего в плечо. — Мы как увиделись, как поняли, где искать тебя, славный воевода, так к ним гонцов послали. Доведут их точно к месту.

— Это радостная новость. И сколько их еще, Василь?

— Вдвое больше. Итого выходит, шесть сотен нас к тебе пришло. — Он поклонился резко. — Служить будем. — Перекрестился размашисто. — Пред тобой, как пред богом нашим говорю. От татар землю сбережем православную.

— Славно. — Я хлопнул его по плечу. — Славно, Василий!

— А то… Нам же житья от басурман этих нет совсем. Народ с юга, как их приметил, сам тянуться стал. Кто пешком, кто по рекам. Вот, брат мой и собрал. Злые все люто на татар. Они же, гады, побили многих. Мстить мы сюда пришли, воевода. — Он оскалился злобно.

— Давайте все внутрь. — Проговорил я. — Вы с дороги голодны, да и совет держать надо.

— Добро. — Ванька развернулся, быстрым шагом двинулся к своим, напевал, хотя больше как-то это на прозу походило. — Веры-то мы христианской будем. Воины великого Дона батюшки да сырой земли матуши, а от полка мы Евпатия… Кхм… Васьки Чершенского. Посланы землей русской…

Что-то мне все это напоминало. При чём здесь Коловрат?

Но из раздумий о творческих деяниях казака меня вывел Яков. Говорил тихо, косясь уходящему вслед.

— Вижу, знаешь ты этого, кха… Кха… — Закашлялся, скривился. — Атамана.

По лицу видно, что служилый человек не очень то рад тому, что бок о бок с ним сражаться будет. И странный он, что есть то есть. Да и доверия к казакам Донским у местных было не то чтобы полное.

Но, сейчас это все не важно. Люди нужны, а эти, что есть, то есть, на татар злые и биться готовые.

— Да. Спас я его, вместе с Григорием и Пантелеем. Должен он мне жизнью. — Я махнул рукой собравшимся людям, призывая внутрь, во двор, а там дальше уже в терем. — Кстати, а где товарищ твой, Григорий где?

— В Воронеже остался. Утром быть обещал. Он там письма пишет да учет ведет. Мы же почти весь арсенал выгребли. Но зато теперь, хоть на рать похожи стали.

— Понял. В баньку бы тебе надо, прогреться, товарищ мой.

— Давай дела вначале и поесть, а потом уж, как получиться.

— Скажи мне. — Начал я, ведя Якова в поместье. — Что слышно, как люди собрались, много ли?

— Слышно, что воевода некий в Воронеже объявился. — Он хмыкнул. — Кем ставленый только неясно. Самые злые языки, говорят, что внук Царя Ивана, но мало таких.

Пришло время мне кашлять. Удивился сильно — значит настолько земля русская изголодалась по твердой руке, что какого-то человека, неведомого, но начавшего порядок наводить уже внуком царским кличут за глаза. Чудно.

— Да это так, молва. Люди же чему хочешь, поверят. Особенно сейчас. Говорят, что ростом высок, станом красив. — Он вновь усмехнулся. — Здесь не врут, бабы наши Чертовицкие по тебе все сохнут, как уехал. Эко, ты там у нас в церкви всех на место поставил. За пазуху заткнул.

— Яков. — Остановил я его. — Давай без шуток, по существу. По делу давай.

— По делу, получается. Люди, как про дела твои слышать начали, вмиг в Воронеж засобирались. А здесь мои письма, мои гонцы к ним. Вот и собрал. Сто да еще одиннадцать человек. Думал даже до ровного счета не дойду, а тут эка вышло.

С одной стороны, это хорошо. Люди тянутся, отлично. А вот с другой — чем больше такая слава, тем проблем больше. Желающих ночью нож вбок воткнуть прирастает.

Задал еще