Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий

Мария Сергеевна Степановна оказалась из породы породистых бухгалтерш. Тех самых небожительниц, которые перебирают цифры так, чтобы всё сошлось и всё было тип-топ. Она сразу же вытащила вязание и начала легонько постукивать спицами, наблюдая за нами поверх черепашьихочков.

Лариса Павлова, та самая девушка, которая едва не опоздала на поезд, оказалась хохотушкой и даже когда пыталась показаться серьёзной, то в её карих глазах плясали чертики. Была она приятно округлой, похожей на деревенскую девушку, таких ещё принято называть «кровь с молоком». Лариса была с цеха по сборке холодильников.

Да, «ЗиЛ» выпускал не только грузовики и рабочую технику, но также и холодильники с велосипедами. Завод был огромен, и производственные мощности позволяли работать с различными видами механизмов для народа.

Немного жаль, конечно, что в моём времени завод убрали, а на его месте начал выстраиваться новый район человейников под именем «Зиларт». Но, это было в моём времени, и, отчасти чтобы не допустить этого, я и ехал за бугор.

Самохин сразу же вывалил половину содержимого небольшого чемоданчика на столик. Я тоже присоединился к нему, выкладывая часть угощений. Чтобы не отстать и не показаться жадобой. Лариса и Мария Сергеевна не остались в стороне.

Походное пиршество советского пассажира заставило глотать слюнки. В довершении всего я сбегал за стаканами с чаем, потому что пока дождёшься проводницу…

Столик быстро покрылся разноцветной мозаикой дорожных яств. Жирные ломти домашней колбасы, насыщенные чесноком и салом, лежали рядом с маринованными огурцами, сверкающими на солнце влажными боками. Картофель в мундире, сморщенный от варки, но от этого ещё более душистый, соседствовал с крутыми яйцами.

Мария Сергеевна достала из сумки приличный брусок сала, обёрнутый в пожелтевшую газету «Правда». Развернула и… я невольно сглотнул слюну от чудесного запаха.

— Сало копчёное, — пояснила она, деловито нарезая толстые прозрачные ломти. — Муж коптил. В старом дымаре, что ещё его отец смастерил…

Лариса тем временем развернула аккуратные кулёчки из вощёной бумаги — в них оказались пирожки, с капустой и яйцом. Тесто было румяным, с хрустящей корочкой, а когда она разломила один пополам, над столиком пролетел ещё один дурманящий запах.

Я достал банку шпрот — тех самых, рижских, с оранжевой этикеткой. Дефицит, между прочим! Открывал перочинным ножом, и масло медленно стекало на хлеб, пропитывая мякиш. Краюхи сразу же потянулись ко мне, чтобы не упустить ни капли ароматной жижи.

— Вот это стол! — восхищённо прошептал Самохин. — Прямо как в правительстве сидим!

Поезд покачивался, стаканы с чаем дрожали, звенели ложки. За окном мелькали перелески и покосившиеся деревенские заборы, а в вагоне пахло хлебом, чесноком и чем-то неуловимо домашним. Казалось, что не мы едем куда-то, а сама Россия движется вместе с нами, со всеми её запахами, вкусами и этой особой дорожной теплотой, которая бывает только в поездах, где случайные попутчики на время становятся почти родными. Близкими. Душевными…

Самохин вытащил поллитровку с бескозыркой. Взглянул на меня, мол, как? Я покачал головой:

— Не, за знакомство можно, да только я предпочитаю не пить в дороге. Мало ли чего случится?

— Да что там случиться-то может? Правда, дорогие женщины? Мы же по маленькой, для аппетита, — проговорил Сергей.

— Нет, мне нельзя, — покачала головой Лариса и погладила рукой почти не видимый животик. — У меня три месяца как, так что…

— Да куда же это беременной в путешествие-то? — хмыкнула Мария Сергеевна. — Вам бы, девочка моя, дома сидеть. Всё-таки через полгода рожать.

— Так это через полгода, — улыбнулась Лариса. — Когда я документы на путёвку подавала, то ещё не думала о том, что… что так получится.

Ну да, это у меня всё прошло относительно быстро. Другие порой и по полгода ждали, чтобы узнать важную новость.

— Ну, тогда я один, если вы не против? — улыбнулся Самохин. — Не бойтесь, я не алкаш, не запойный. Просто… Для настроения, что ли?

— А оно плохое, настроение-то? — спросил я. — Вроде бы сидим душевно, чего же ещё…

— Да пусть выпьет, — махнула рукой Мария Сергеевна. — Заграницей может и не придётся, чтобы не попасть под замечание, а пока мы едем — приглядим за ним. Тем более, что я с делом Сергея знакома — пропусков по неуважительной причине не было.

— Во как? Даже моё дело знаете? — поднял брови Сергей.

— Ну да, делали запросы. И в бухгалтерию тоже. Вот я и подглядела мельком — с кем придётся по памятным местам ходить.

Самохин налил себе четверть стакана, подержал на свету — жидкость прозрачная, словно капли сжиженного воздуха, застывшие в стекле. Вздохнул, чокнулся с невидимым собеседником и выпил.

— Ну вот, теперь и правда душевнее, — усмехнулся он, ставя стакан на столик и убирая бутылку подальше. — А то едешь, едешь, и будто время застыло. Как в том вагоне из сна…

Поезд меж тем нырнул в сосновый лес. Солнце, пробиваясь сквозь частые стволы, бросало на лица моих соседей скользящие блики — то золотые, то тёмные, будто примеряло вычурные маски.

— А вы знаете, — вдруг заговорила Лариса, глядя в окно, — я ведь еду не просто так. Мне бабушка рассказывала про эти места. Она здесь, в Чехословакии, в сорок пятом медсестрой была. Говорила, что под Карловыми Варами, в старом замке, их госпиталь размещался. А в замковом саду росли груши — такие сладкие, будто мёдом налитые. Раненым бойцам, даже тем, кому по строгой диете полагалось, врачи разрешали по кусочку…

— Да ну? — оживился Самохин. — А замок это цел ещё?

— Вроде бы цел. Мама после ранения сама в своем же госпитале лежала, а потом её отправили в Москву. А мне вот захотелось привезти ей из замка тех самых груш. «Орлик» замок называется. Вроде как по-нашему это будет «Орлиное гнездо». Как думаете — пропустят на таможне?

— Думаю, что пропустят, — кивнул я. — Расскажете эту историю и таможенники пропустят. Всё-таки живые люди, всё понимают.

Лариса засмеялась, и в её глазах вспыхнул тот самый свет — тёплый, немножко таинственный, какой бывает только у людей, внезапно нашедших то, о чём даже не мечтали.

— А ведь и правда… — сказала она. — Всё-таки живые люди…

Поезд нырнул в очередной тоннель, и в темноте только ложечки постукивали в стаканах, задавая тон поездке.

В это время дверь в наше купе открылось и послышалась мужская