Варлорд. Политика войны - Николай Соболев

Работу над ошибками левые провели обстоятельную, сделав основной упор на агитацию шести миллионов женщин с правом голоса и на соглашение с анархистами. Наверное, впервые со дня основания CNT выступила за участие в выборах — полмиллиона человек, а если с членами семей, то весь миллион запросто.

Не знаю, сколько Народный фронт напечатал листовок, плакатов и газет-однодневок, но Эренбург и Панчо с моей подачи одних только статей со скрытой агитацией запустили больше трех десятков, их за мелкий прайс охотно брали и печатали вполне респектабельные газеты. Радио «Овьедо» рассказывало о всех партиях, но странным образом получалось, что положительную оценку комментаторов получали только меры, совпадавшие с программой Народного фронта.

Вал прямой, скрытой и косвенной пропаганды накрыл испанского избирателя, и результат не замедлил: выборы правые проиграли. Не с таким треском, как левые три года тому назад, но с весьма солидной разницей. Из тринадцати миллионов избирателей проголосовало десять, при раскладе пять с половиной на четыре с половиной. А при мажоритарной системе это означало, что большинство в Кортесах будет за Народным фронтом.

Сразу после объявления результатов начались стихийные праздники в Андалусии, Каталонии, Эстремадуре, Валенсии, Астурии, Галисии, Стране Басков… А в традиционно консервативных Леоне-Кастилии, Арагоне и Ла-Манче царило уныние.

Правые во главе с Хиль-Роблесом кинулись к президенту с требованием аннулировать результаты, но… слишком уж очевидными были цифры. Франко прозондировал почву насчет объявления военного положения (при этом власть переходила к армии), но… большинство генералов не рискнуло.

Алькала Самора, не дожидаясь окончательно подсчета голосов (там могли сыграть плюс-минус сто тысяч, что никак не влияло на результат) поручил коалиции победителей формировать новое правительство.

Премьером снова стал Асанья, по заранее утвержденному Народным фронтом плану он включил в кабинет только членов своей партии (ага, страусов коммунистами и социалистами не пугать — пол бетонный!) и двух генералов-республиканцев на посты военного министра и министра внутренних дел, что успокоило армию.

Из штаб-квартиры Республиканской левой мешками выносили мгновенно устаревшие агитационные материалы. Свежеиспеченный премьер флегматично собирал вещи в своем кабинетике для переезда в более просторные апартаменты.

— Поздравляю, дон Мануэль! — встряхнул я руку Асанье. — Это большая победа, но она не окончательная!

— Да, есть еще генеральская фронда, — вяло согласился Асанья.

— Что думаете с ней делать?

— Скорее всего, отправим их подальше от ключевых постов.

— Кого куда?

— Франко на Канары, Годеда на Балеарские острова, генерала Молу в Памплону…

— Нет-нет-нет! — горячо запротестовал я. — Молу давайте мне, в Овьедо. А Франко… А Франко я бы вообще наградил.

Глава 6

Закладки на будущее

К тому, что я везде появлялся с охраной, попривыкли уже давно, а после наезда фалангистов даже хмыкать перестали, и караульные офицеры во дворце Мирафлорес, занятом под Генеральный штаб, пропустили нас без вопросов.

Вопросы возникли у генерала Франко, когда двое охранников внесли к нему в кабинет плоский высокий ящик и поставили у стены.

— Это вам, — ответил я на немой вопрос, — по случаю назначения.

Начальник Генерального штаба дивизионный генерал Франсиско Франко расплылся в улыбке и добродушно смотрел, как охранники принесенным инструментом вскрывают ящик. Отодрали сосновый брусок, второй, посыпалась на пол длинная стружка, в кабинете запахло смолистым деревом, а из ящика появился большой плоский пакет в бумаге, перевязанной шпагатом.

Упаковку вспороли ножом и глазам хозяина предстала картина «Битва за Тетуан» в роскошной раме.

— Я же правильно запомнил, что вы восхищались маршалом О’Доннелом* и его марокканской кампанией?

— О да! — Франко подошел к картине. — Это мой герой, искренне признателен, но я не могу принять такой дорогой подарок!

— Не беспокойтесь, я еще не настолько зарвался, чтобы лишать музеи национального достояния, это всего лишь очень хорошая копия.

* Леопольдо О’Доннелл — испанский военный и государственный деятель XIX века, происходил из Ирландии.

Повышением культурного уровня военного командования, особенно в живописи, мы занимались системно и неукоснительно. Академия изящных искусств Сан-Фернандо числила Grander Inc среди самых почетных заказчиков, мастера-резчики из багетных мастерских, наверное, ставили за мое здоровье свечки, а Панчо, вздыхая, увеличивал штат группы прослушивания.

Франко в сомнениях разглядывал стены, выбирая, куда повесить полотно, и забыл о всех прочих делах. Наконец, он со вздохом приказал снять репродукцию какой-то баталии XVI века и повесить «Битву за Тетуан».

Картина заняла свое место, я порадовался, что она оказалась ровно напротив окна и стоящего через улицу жилого здания, идеальной позиции для ребят Панчо. Франко еще раз посмотрел на маршала и повернулся ко мне:

— Сеньор Грандер, говорят, что назначением я обязан вам?

— О, это большое преувеличение!

— Но вы же встречались с Асаньей?

— Да, встречался. Его интересовали наши встречи в Астурии, я сказал, что считаю вас хорошей кандидатурой, вот и все.

Тогда на недоуменный вопрос Асаньи «За что награждать Франко» я ответил «Не за что, а для чего — чтобы держать под присмотром». И заверил, что такой честолюбец, как Франко, прекрасно понимая, что остальные генералы отнесутся к его назначению с подозрением, все равно пост примет. Так оно и вышло.

— Астурия… — мечтательно протянул Франко. — Вы слышали, туда сослали генерала Молу?

— Да, странно, он же неплохо проявил себя в Марокко. Кстати, что вы о нем скажете?

Франко еле-еле дернул уголком рта:

— Храбрый и опытный офицер, один из самых больших сторонников профессиональной армии.

— Как вы думаете, у меня с ним не будет недоразумений?

— Надеюсь, что нет. В любом случае, вы всегда можете обратиться ко мне за помощью, я своих долгов не забываю.

Суховатый тон и вся невербалка Франко заметно отличалась от столь лестной характеристики. Недаром говорили, что эти два «молодых генерала-африканца» весьма ревниво следили за успехами друг друга, и вообще их отношения трудно назвать безоблачными.

Асанья, как только угнездился в премьерском кресле, немедленно реанимировал все реформы, отмененные или приостановленные правыми. Первым делом он освободил из тюрем всех, посаженных туда после осенней заварухи 1934 года, вторым — остановил арендные платежи за землю, подлежащую конфискации.

Ну и понеслось — как чертик из коробочки выскочил Кабальеро и помчался митинговать за «Социализм сегодня!», заводя и без того заведенных испанцев. Драки и стычки из-за политики происходили ежедневно и по всей стране, генералы почти открыто заговорили о перевороте.

Счет пошел на дни, я бомбардировал