Варлорд. Политика войны - Николай Соболев

Спорщики понемногу остыли и разбрелись, но советский подошел, ничего не сказал, только пожал руку и в глаза посмотрел со значением.

Глава 5

Все на выборы!

Благодушный, как вымытый слон, Панчо вывалил мне шестнадцать папок с компроматом на Алехандро Лерруса и его Радикальную партию: дорвавшись до власти и поста премьера, ребята перестали смущаться и начали грести бабки, забив грандиозный болт на законы. То вопреки запрету в стране азартных игры выдали лицензии на «электрическую рулетку», затеянную неким сеньором Штраусом на курортах Сан-Себастьяна и Майорки. То заставили колониального администратора Экваториальной Гвинеи Номбелу выплатить компенсацию за два «утонувших» парохода. То министр внутренних дел, тоже радикал, получил взятку в десять тысяч песет… И везде замешан Леррус — в первом случае он получал четверть от прибыли, во втором лично подписал распоряжение после отказа Номбелы платить…

— Ты уверен? Это оперативная информация или есть свидетели?

— Да, там дальше заявление самого Штрауса. И полное изложение дела от Номбелы, собственноручное.

Ай, молодцы радикалы! Не только бабок нарубили, но сумели так достать крышуемых, что те готовы выступить с разоблачениями.

— Как думаешь реализовать?

— Можно поднять волну в Кортесах, передать документы президенту и свалить правительство.

Я задумался — ну хорошо, свалим, а дальше что? Кроме радикалов претендовать на формирование нового кабинета могут только правые из CEDA, у них самая большая фракция в Кортесах. Но президент Алькала Самора, хоть и консерватор, но твердый республиканец, уже разок прокатил Хиль-Роблеса и не дал ему сформировать правительство, поскольку CEDA отказалась провозгласить верность Республике. И что-то непохоже, чтобы президент переменил мнение. Социалисты (третья по величине фракция) в очевидном меньшинстве, им тоже не светит, а раз так, то Самора будет вынужден назначить досрочные выборы… Идти на которые без крупного избирательного блока нет смысла.

— Стоп, торопиться не будем. Активизируем работу по Народному фронту.

— Агентов влияния задействовать?

— Да, всех, от левых республиканцев до коммунистов.

— У них, кстати, должок перед нами образовался, — ухмыльнулся Панчо.

— У коммунистов? С чего вдруг? — что-то я не помнил никаких одолжений.

— Детишки, Рубен и Амайя.

— Они что, коммунисты? — я все не мог уловить связь.

— Нет, зато они Ибаррури.

— Дети Долорес???

— Ага, — радостно подтвердил Панчо.

Мало сказать, что я охренел. Разве что явление Махно меня поразило настолько же глубоко. Ну Франко, ну Рузвельт — и то, такого обалдения не было. Тем более всякие Прието и Асаньи, про которых я в прежней жизни если и слышал, то мельком. Но мало-мальски интересоваться гражданской войной в Испании и не знать, кто такая Долорес Ибаррури, невозможно. Хотя не исключаю, что ее просто распиарили в СССР. Или меня так накрыло оттого, что к остальным судьба подводила постепенно.

Торговый договор с США подписали в самом начале сентября, за пару дней до убийства губернатора Луизианы Хью Лонга — успели, что называется, в последний вагон, дальше администрации Рузвельта было немножечко не до Испании. А я лишний раз перекрестился, что не полез в американскую власть.

Всю осень я метался между Овьедо, Бильбао, Андоррой, Барселоной и Мадридом, подталкивая создание Народного фронта. Первыми в блок вписались коммунисты и социалисты — одним так приказал Коминтерн, у вторых рулили Негрин и Прието, куда большие реалисты, чем Кабальеро. В октябре в процесс включились Асанья и его левые республиканцы, ближе к ноябрю — либеральные республиканцы. Трудами Махно и Дуррути лидеры CNT, хоть и сквозь зубы, высказались за поддержку объединения.

Согласие есть продукт при полном непротивлении сторон, амбиции участников наконец-то спасовали перед угрозой пролонгации власти правых, плюс я сразу всем потенциальным участникам подвесил морковку финансирования: будет Народный фронт — будут вливания, не будет — каждый платит сам за себя. Ну да, добрым словом и деньгами, а до пистолетов, даст бог, не дойдет. В целом я еще раз убедился, что для решения любой задачи нужны время, деньги и полномочия и что нехватка одного ресурса (в нашем случае времени) компенсируется двумя другими.

Больше всего я вбухал в журналистику, выплачивая гонорары не только штатному борзописцу Grander Inc Эренбургу, но и десятку известных испанских «акул пера и шакалов ротационных машин». Две газеты негласно переменили хозяев, но продолжали старую редакционную политику, что позволяло вбрасывать завуалированный компромат или задавать «наивные» вопросы. Радио «Овьедо», приемники которого стояли в каждом городке Испании, вещало про самые вопиющие случаи подавления рабочих или батраков, только не с позиций социалистов или коммунистов, а исключительно с точки зрения буржуазного гуманизма. Заодно на примере США пропагандировалась республиканская форма устройства, а поскольку музыкальные и развлекательные программы «Овьедо» крыли все прочие станции как бык овцу, то скрытая пропаганда медленно, но верно просачивалась в головы слушателей.

В октябре началась итало-эфиопская война, в ноябре Шредингер со своим котом поставил научный мир на уши публикацией мысленного эксперимента, а я отправился в Барселону, где Дуррути обещал свести с Франсиско Аскасо, своим товарищем с незапамятных времен.

Анархисты в будущей конструкции оставались самым непредсказуемым элементом — каждый себе на уме, каждый сам за себя, у каждого свой план действий. Даже в радикальной дальше некуда FAI, Федерации анархистов Иберии, существовали еще более радикальные группы. Аскасо по молодости чудил в такой, занимаясь террором, но с возрастом остепенился и ныне редактировал газету Solidaridad Obrera и секретарствовал в каталонском отделении CNT. Мне он понадобился из-за нарастающей волны обоюдного насилия: забастовщика избили гвардейцы — анархисты нашли и застрелили их командира — правые в отместку убили местного лидера анархистов — и так далее до бесконечности, толку никакого, а взаимное ожесточение росло. Эту политическую вендетту хотелось бы придушить, и бывший террорист, а ныне редактор, мог сказать свое веское слово.

Он и сказал, причем не одно — на меня вылилось все неприятие буржуазии, все догмы анархизма, словно мы приехали участвовать в митинге. Небольшом таком, человек на восемь и два автомобиля Hispano-Suiza — я, Панчо, Дуррути, Ларри и четыре охранника.

Нет, поначалу все шло чинно-благородно — щуплый Аскасо, смешно шевеля густыми бровями, приветствовал бойца-вильиста Панчо, тряс мне руку с благодарностями за Махно, вернее, за несколько статей Нестора Ивановича в газету, долго обнимался с Дуррути, вспоминая минувшие дни и битвы, где вместе рубились они.

Когда приветственная часть закончилась, жена Франсиско выставила на стол сыр, вино, хлеб и оливковое масло. Я незаметно отправил Ларри в ближайшую лавку, откуда он