Муля не нервируй… Книга 7 - А. Фонд

на стол. Я сразу же почувствовал дикий голод. Утром позавтракать нормально мы не смогли, потому что магазин работал только с десяти, а выезжать нам надо было с утра. Свои же припасы мы покончили ещё в дороге, поэтому пришлось удовольствоваться какими-то двумя баранками, которые завалялись у Веры, и, считай, всю дорогу мы ехали голодные.

Мы с удовольствием набросились на еду, которую хлебосольный хозяин выставил на стол. Там было много чего вкусного: здесь и мочёная брусника, и жирные куски запечённой кобылятины, и кумыс, и какие-то интересные булочки, или я не знаю, как это называется, национальные, с интересной начинкой (я так не определил, что там внутри). И ароматный чай на травах, густой и сладкий. В общем, разгуляться было где.

После обеда я оставил Веру на попечении женщины, которую звали, как ни странно, тоже Вера, а мы с Егором сели на телегу и отправились дальше. Если этот улус мне казался забытым Богом дырой, то место, куда нам надо было ехать, я вообще представлял на краю земли. Но, надеюсь, вернусь нормально.

Мы ехали и ехали. Вокруг живописно раскинулись леса, синяя река извивалась, отблёскивая серебром под палящими лучами солнца. Вокруг жужжали насекомые, было много комаров и мошек. Но ужаснее всего были слепни и оводы. Я отмахивался от них, аж руки устали. Егор смотрел на мня и тихо посмеивался. Его, как своего, местного, гнус вообще не трогал.

Хорошо, что взял с собой по совету отца несколько бутылочек гвоздичного одеколона, поэтому выливал его на себя сейчас литрами, воняя немилосердно, но всё равно гнус загрызал.

Мы тихо ехали по дороге, вели неспешную беседу. Егор расспрашивал, как там в Москве, как Адияков, рассказывал о своей немудрёной жизни здесь, в улусе. А здесь таких особых новостей и не было, разве что покос, да урожай, поэтому беседа наша журчала ровно и размеренно.

Мы наконец-то, примерно часа через три с половиной, доехали до небольшой излучины реки. На берегу которой стояли две избы: одна — более старая, покосившаяся, а вторая — новая, на высоких сваях, отсвечивала свежеоструганными жёлтыми боками брёвен.

— Нам сюда, — показал пальцем Егор на старую, чуть покосившуюся, почерневшую избу.

— Ну, сюда, так сюда, — пожал плечами я и пошёл за ним.

Мы вошли внутрь. В избе на лавке копошилась черноглазая старуха, зашивая какую-то одежду. На полатях играли двое замурзанных детей, примерно пяти и восьми лет, мальчик и девочка. Девочка была постарше, мальчик поменьше. Они посмотрели на меня голубыми глазами, и у меня создалось впечатление, что где-то я этих детей уже видел. Эдакие сестрица Алёнушка и братец Иванушка.

— Ну, что ты привёз? — сразу вскочила старуха.

— Да вот, хлеб привёз, мяса немного, да ещё и чаю, — Егор начал выкладывать из торбы продукты, которые он привёз старухе.

— А где Потап?

— Да пошёл в лес. Там медведь ходит, и он хочет следы его посмотреть и поставить ловушки, — прошамкала старуха и пристально посмотрела на меня.

Она бросала на меня какие-то странные взгляды. Или же мне так показалось.

— А где меха? — спросил я, желая прервать этот тягостный разговор. — Отец говорил, что сразу можно будет обменять.

— Да, мы сейчас посмотрим и возьмём меха, а деньги ты потом мне передашь, — сказал Егор.

Он посмотрел на старуху и вдруг усмехнулся:

— Это Павла Адиякова сын.

— Вот как, — покачала седой головой старуха. — А зачем же ты сюда приехал, сын Павла Адиякова?

— Да вот, отец мне поручил кое-какие дела поделать, — обтекаемо сказал я, ёжась под её странным взглядом.

И тут она ещё раз пристально посмотрела на меня и вдруг ворчливо сказала

— Едут да едут! Да только за мехами, да за мехами! А разве детей Павла Адиякова ты забирать не будешь?

Глава 7

— А это что, его дети? — удивлённо спросил я, но самого терзало сомнение, потому что эти ребятишки были как две капли воды похожи на Павла Григорьевича, Мулиного биологического отца.

— Ты ещё спрашиваешь? — фыркнула старуха и посмотрела на меня. — Забирай.

— А где их мать? — спросил я.

— Померла Клавдия, — вздохнула старуха, — в аккурат год назад по весне и переставилась. А они здесь не должны быть, у нас нет школы. В интернат уже пора забирать Анфиску, но всё никак не приедут и не заберут. Она уже взрослая, большая, ей давно учиться надо. Так что забирай их к отцу, пускай он им хоть нормальное образование даст, в люди выведет.

Я как представил лицо Надежды Петровны, когда она увидит этих детишек, так у меня сердце и ёкнуло. Да и Адиякову я наперёд сочувствую.

Бабка тем временем продолжала что-то рассказывать.

— Ты, старая, лучше на стол нам чего собери, — недовольно велел Егор, — а мы пока меха посмотрим.

Его все эти индийские сериалы в стиле «кто чей брат» совершенно не обходили, и на то, что детей Адиякова будут забирать в Москву, он практически не обратил никакого внимания. В данный момент его больше интересовала материальная выгода от продажи мехов и удачная торговля.

Мы спустились с крыльца домика, пока старуха, ворча, что-то там ковырялась, накрывая на стол. Подошли к новому зданию.

— Это лабаз, — пояснил мне Егор.

Я присмотрелся, и точно: то, что я издали принял за высокий двухэтажный дом, это и был лабаз на сваях, из-за которого здание и получалось намного выше, чем жилой дом.

— Зачем это? — спросил я.

— Когда река разливается или медведь ходит, то из-за того, что оно на сваях, это припасы не портятся, — объяснил он.

Я подивился такой хитромудрой выдумке якутского народа. Мы поднялись по лестнице в лабаз и вошли в помещение. Со стороны, когда мы только подъезжали, оно казалось мне огромным. Но когда мы туда влезли, оно было довольно тесным, поэтому приходилось пробираться боком. Но тесным оно было не по своим размерам, а по тому скарбу, по тем припасам, которые были внутри.

Я чуть не присвистнул от удивления: здесь и бочки с солониной и рыбой, здесь и шкуры, и вычиненные меха, и промасленные мешки с чем-то едко-душистым, и огромные бивни мамонта, и другая, довольно-таки недешёвая рухлядь.

— Ого! — не выдержав, сказал с уважением я.

— А то, — лукаво усмехнулся Егор,