Немезида ночного ангела - Брент Уикс

чтобы по всему городу расцвели те красные весенние тюльпаны. Они были ее даром, и, хотя их красотой она поделилась со всем городом, заключенное в них послание предназначалось для меня одного. Я пытался спасти и оживить последний тюльпан, пока ко мне не наведалась Мамочка К.

– Я говорю не образно, Кайлар, – произносит Дженин. Ее голос внезапно становится твердым. – Прежде Дориан уже совершал подобные чудеса.

– Какие? – спрашиваю я, хотя в мыслях отчаянно хватаюсь за руки Элены, вспоминаю наши последние, уродливые объятия. – Какие чудеса?

Глаза Дженин сверкают от предвкушения. Теперь я понимаю, что значит этот блеск. Она жаждет сделать мне больно.

– Когда я говорю о том, что в Элене после твоего удара еще теплилась искра жизни, я не имею в виду ее жизнь. В утро, когда состоялось сражение, я была беременна, но не близнецами. Когда Элену хоронили, она не была беременна вообще.

У меня пересыхает во рту. Мой разум отказывается осмысливать вывод, на который намекает Дженин.

Она продолжает:

– Часовня считает меня глупой, или безумной, или незрелой. Сестры до сих пор не сказали мне, какой магией обладают мои дети. Как будто я сама не в состоянии догадаться. Дориан умеет заглядывать в будущее. Когда я держу на руках Кирна, мне порой снятся сны о будущем. Когда я держу на руках Кейдана, он дарует мне покой. С ним я могла отдохнуть от безумия. Поначалу я считала его неталантливым, затем решила, что он родился Целителем, как его отец Дориан. Но он не целитель. Он – поглотитель. Его дар подавляет магию. Тебе не кажется это странным? Дети порой наследуют дарования своих родителей, и у Дориана есть множество, превеликое множество магических талантов, но такого нет. Загадка. Ты не припоминаешь, в Черном Кургане был хоть кто-нибудь, чья магия подавляла другую магию?

Отвращение и надежда, сплетаются внутри меня, сдавливают мне грудь, и я не могу выдавить ни слова.

– Дориан хотел как лучше, Кайлар. Он хотел помочь тебе. Твоя жена умирала, но он мог спасти твое дитя. А сейчас ты, как и я, узнаешь, что доброта Дориана всегда затмевается его жестокостью. Меня он обвел вокруг пальца. Я вступила в порочный брак и верила, что, став его королевой, сделаю много добра. Я же спасала целую страну, уводила ее народ и культуру от темного прошлого! Мне скормили плод лжи, и я с радостью пустила лжеца в мою постель. Мое сердце переполнилось любовью к нему, а мое лоно – его семенем. Никто не удостоил меня выбора, Кайлар, поэтому я рассказываю тебе правду… хотя ты и не скажешь мне за это спасибо.

Пусть я не могу тебя остановить, но зато могу сделать так, чтобы ты отчетливо понимал, что делаешь. Но не подумай – это не милость. Ты ее не заслуживаешь. Я рассказываю об этом, чтобы отнять у тебя последнее оправдание. Ты никогда не заявишь, будто не знал, что творишь. Ты знаешь. Теперь ты знаешь. Я не могу тебя остановить, но, когда все свершится, знай: Кейдан не сын Дориана. Он – твой сын.

– Что я, по-твоему, совершу? – спрашиваю я, шипя и стараясь не повысить голос. – Я только ради того и пробрался сюда, чтобы спасти твоего… прости, что? Что ты сказала?

Я вдруг чувствую, словно меня уносит в бушующее море, как кораблик, который забыли пришвартовать к пристани и штурвал которого бешено крутится без твердой руки штурмана. Голос в моей голове твердит: «Только не вздумай устроить сцену, тебя же поймают». А сама голова тем временем вспоминает.

Кажется, гранд-мастер Витрувий рассказывал о том, как Дориан жил среди зеленых? Придется вернуться к нашему разговору и найти, что именно он говорил. Хорошо, что я все записываю. Могу вспомнить его слова в точности. Вдруг Дженин ошибается.

~– Я что-то не пойму: мне пересказать тот разговор, или ты просто рассуждаешь?~

«Не знаю». Каждый вдох дается мне с трудом. Мои веки трепещут, как будто я пытаюсь отмахнуться ресницами от услышанного.

~– Гранд-мастер Витрувий сказал: «Однажды к нему пришла недавно забеременевшая девушка, почти доведенная до смерти легочным червем. Она молила спасти не ее, а нерожденного ребенка. Говорят, Дориан перенес плод в утробу ее сестры…»~

Я почти не слушал Витрувия, когда он рассказывал мне эту историю. Даже на секунду не подумал, что…

Сын?

Вздернув подбородок, Дженин холодно произносит:

– На мой взгляд, Кейдан совершенно на тебя не похож. Но если посмотреть на его способности, то сомнения отпадают. Согласен?

Я не знаю, похож он на меня или нет. Я даже не смотрел на Кейдана. Я на Кирна-то почти не смотрел, хотя держал его на руках. «Какое мне дело до малышей?» – думал я.

Мне чудится, будто я вылетел из тела и парю в шаге от него. Это невозможно.

Дженин говорит, что ей нужно в уборную, но я почти не замечаю, что она ушла. В моей голове проносится водоворот мыслей, который утягивает меня все глубже и глубже на дно.

Черный ка'кари пожирает магию.

Дар Кейдана пожирает магию.

Дженин была беременна. Но не двойней.

Элена была погребена с пустой утробой.

Дориан – Целитель. В руках которого были Кьюрох и Иурес. Одновременно.

Я смотрю невидящим взглядом на свою золоченую вилку, как вдруг позади раздается молодой мужской голос:

– Сэр?

Это снова слуга.

– Да? – Я поднимаю голову. Слишком поздно.

Рядом со мной полукругом стоят полдюжины имперцев, и все они целятся в меня из арбалетов. За их спинами выстроились трое магов, которые следят за тем, чтобы ничто не помешало арбалетным болтам настичь меня. Еще дальше слуги выводят из зала притихших дворян, чтобы те не пострадали в бойне, которая, как им кажется, вот-вот начнется.

– Пройдите с нами, пожалуйста, – говорит официант. Он держит арбалет уверенно, словно знает, как им пользоваться.

За первым кругом имперцев стоит второй круг, побольше.

Дженин захлопнула капкан, как я и ожидал… но меня все равно застали врасплох.

Какова вероятность того, что у меня получится одолеть так много противников? Один к ста?

~– В лучшем случае.~

Значит, нет – ведь сегодня явно не мой день. Голова раскроена потрясением, как палицей. Нутро вырвано и распорото удивлением, как крюком. Мои конечности неуклюжи, налиты тяжестью, истекают надеждой, словно кровью. Нет, для меня битва окончена.

Я поднимаю руки, и солдаты, взмахнув черными крыльями дубинок, обрушиваются на меня, как стая ворон на усеянное трупами поле брани.

Глава 74

Тень в клетке

Мое тело волочит ноги и движется