Немезида ночного ангела - Брент Уикс

вперед, как ему велят, но если хоть какая-то частица меня и осознает, что происходит вокруг, то она затерялась где-то глубоко внутри, в темных, душных подвалах моего рассудка, куда она сбежала от резкого дневного света и спряталась во мраке за бочками со старыми радостями, давно скисшими в уксус. Когда чудовище, от которого вы пытаетесь сбежать, это вы сами, то бежать некуда.

Я не считаю, сколько вокруг меня гвардейцев. Я не прикидываю, кто из них хорошо владеет своим оружием, кто слаженно работает в команде с другими, а кто путает пароли; не пытаюсь понять, кто из них – слабое звено, новичок или дурак. За последние десять лет я привык к тихому гулу, который издает мое вечно настороженное восприятие, но сейчас оно зловеще молчит.

Блуждая в подвалах рассудка, я вдруг вижу сверкающий образ Элены. Она одета в белое, держит в руках маленький сверток, смотрит на него, улыбается и чуть не плачет от счастья. Она качает малыша и, увлекшись, начинает кружиться в танце.

Меня захлестывают волны тошноты. Горячая, едкая желчь обжигает мое горло.

Сделав очередной оборот, Элена замечает меня, останавливается, заливается краской, смутившись, а затем смеется и машет, чтобы я скорее подошел. Я чувствую запах ее эвкалиптового мыла и дыхания. Она поворачивает сверток ко мне.

– Смотри! Он улыбается. Твой сын улыбается своему папе.

Она приподнимает сверток, и я вижу под ним зияющую рану, которую я же и нанес.

Ее голос становится неразборчивым; мой разум, отпрянув, бежит прочь от этих пронзительных призраков и снова прячется в катакомбах разума. Но призрачные пальцы впиваются в мой мозг так же глубоко, как и та неповторимая смесь запахов, которые я никогда больше не почувствую.

Снова тошнота. «Держись. Держись».

Вокруг меня смыкается тьма. Проходит время. Замечать его – значит испытывать боль.

Издалека доносится голос:

~– Кайлар?~

Я пытаюсь открыть глаза; один отек, открывается только наполовину. Боль от побоев – ничто в сравнении с зияющей раной в моей груди, которую оставили слова королевы Дженин Джайр.

Я снова закрываю глаза. Проваливаюсь глубоко.

~– Кайлар. Это еще не конец.~

Я прихожу в себя в камере, лежа на животе. Под моей щекой лужа рвоты. Я сплевываю, пытаясь избавиться от ее привкуса. Не помогает.

Дышать больно. Я чувствую, что мои ребра уже срастаются, понимаю, что нужно сделать мучительно глубокий вдох, чтобы они встали на место и правильно исцелились.

Но не могу.

У меня есть сын. В жизни я слишком часто видел, как невозможное оказывалось возможным, поэтому не могу не поверить чему-то лишь по той причине, что этого не может быть. Я ведь был в Черном Кургане. Приложил руку ко всему. Наверное, меньше, чем все остальные, но я дал Дориану воспользоваться моей силой, чтобы создать магический взрыв. Я позволил ему управлять моей волей как вздумается, и точно так же поступили все остальные. Он совершил то, на что не был способен никто. Разве не мог он в придачу совершить и то, чего делать не следовало?

Я не гожусь в отцы. Я сам ненамного перерос ребенка. Но я не могу бросить мальчика. Я был сиротой и не дал бы скитаться по улицам сыну моего врага, не говоря уже о моем собственном сыне. Я не могу позволить этому миру разодрать мальчика на части, покалечить, как он покалечил меня.

Но что происходит сейчас? Неужели Дженин намекала, что приемный отец не хочет возвращать малыша? Ведь его исчезновение решило для Логана множество проблем. Усыновляя близнецов, Логан действовал из лучших побуждений, но в будущем это решение грозило его семье раздором. Примет ли он ребенка обратно?

Конечно, ведь мой друг не способен на низость.

Хотя… Кто я такой, чтобы судить, на какие низости способны другие?

Ах, говорите, я ночной ангел? Тот, кто взвешивает души людей на совершенных весах правосудия?

Когда я в последний раз заглядывал в глаза Логана и взвешивал его душу? Заглядывал ли я в них вообще? Или я слишком боялся увидеть моего друга нагим на скамье подсудимых?

Даже если я увижу его, откуда мне знать, насколько совершенны мои способности и суждения? Ведь каждый человек старается склонить чашу весов в свою сторону, и многие этого даже не осознают. Кто сказал, что я не поступлю так же?

Я всхлипываю, делаю для этого глубокий вдох, и мои ребра хватаются за эту возможность: кость трется о кость, и обломки с щелчком соединяются друг с другом.

Я ахаю, мое дыхание перехватывает, меня начинает рвать, отчего боль пронзает мое тело в тысяче мест и сплетается в невыносимую агонию.

Проходит время. Я неподвижно лежу на каменном полу, дышу часто и неглубоко, как раненый зверь, вижу перед собой только железные прутья клетки. Руки скованы у меня за спиной.

Сын. Раз у меня есть сын, значит, какая-то частичка Элены еще жива.

А его недостойный отец валяется на полу. Отец, который его подвел, который дал врагам выкрасть сына из хорошей жизни и, возможно, уже не сможет это исправить.

– С возвращением. – Стул скрипит, когда сидящий на нем великан подается вперед.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Король Рефа'им сидит за прутьями моей клетки в тесной, набитой людьми комнате. Вид у него такой, словно он долго ждал, давая мне поспать.

По старой привычке я замечаю рядом с ним магов. Их шестеро, стоят плечом к плечу друг с другом и с двумя телохранителями, шеи которых толще моей талии. Все внимательно следят за мной, как будто сломленный человек за решеткой может им чем-то угрожать.

– Не знаю, поверишь ты в это или нет, Кайлар Стерн, но я тебя недооценил… и я еще ни разу в жизни не был так рад ошибиться. Ты можешь поверить в то, что я пытался тебя убить?

– Могу, – хрипло выдавливаю я. – Своими глазами это видел.

– Брось переводить все на себя. Я имел в виду другое: можешь ли ты поверить, что я пытался тебя убить? Я! Тот, кто за версту чует в человеке потенциал. И я чуть от тебя не избавился!

Я сажусь, приваливаюсь больной спиной к стене, которая совсем рядом. К резкому запаху моей рвоты примешивается вонь застарелой мочи и немытых тел. Похоже, алитэрское чистоплюйство не распространяется на их карцеры.

Рефа'им произносит:

– Приведите мага.

Солдат распахивает люк в полу и спускается по крутой лестнице вниз, на другую палубу. Судя по кислому смраду нечистот, который доносится из люка, там находится еще более грязный этаж карцера. Приятно