Музейные истории - Роман Моргунов

беспокоило. В Доме происходят и более удивительные события, чем появление Гуамоко в разных комнатах, да и не всегда это удивительно. Двери комнат, как правило, открыты, а птица прекрасно летает, Дом знает как свои… Впрочем, никаких пяти пальцев у неё нет. Просто я хотел сказать, что до этого момента всё было вполне объяснимо.

Появление же в моей комнате таким понятным действием считаться не могло. Я лично закрывал дверь, когда ложился спать. Закрывал с щелчком. Для того, чтобы после этого открыть дверь. Надо повернуть ручку, чтобы она прокрутилась вокруг своей оси. Сделать такое никакая птица не могла, даже не представляю, как ей надо было бы действовать, чтобы такое, извините за слово, провернуть. Как ворона с такими сложностями справилась?

– С третьей попытки! – возвестила птица.

– Чего? – не понял я.

– Ну и сотрудничек! Попробуй разбудить!

Никогда до этого Гуамоко не пробовал меня будить. Никакой надобности в этом не было, я мог спать столько, сколько мне было угодно.

– А что случилось? – спросил я.

– К нам едет Павел Иванович. Одевайся!

Никогда Гуамоко не предупреждал меня о посетителях.

– Что за важная птица? – спросил я насмешливо и тут же прикусил язык. Гуамоко громко каркнул. Я подумал, что таким образом он сказал мне что-то нецензурное, но эмоции вороны я всегда распознаю плохо, так что это могло быть всё что угодно.

– Человек важный. Даже значительный, – сказал Гуамоко. Я в этот момент уже подбежал к шкафу, быстро натягивал носки на пятки и всем своим видом изображал, что одеваюсь максимально быстро.

– Надо показать, что Музей в надёжных руках, – сказал Гуамоко, и я почувствовал, что он оборвал себя на полуслове. Полуслово – это довольно интересная вещь. Как будто бы ты что-то держишь в руках, но посмотреть на это не можешь.

– И как я это покажу? – спросил я.

Видимо, именно этот момент Гуамоко не придумал.

2

На улице стоял старинный экипаж с тройкой лошадей. Это было так неожиданно, что я тут же забыл всё, что хотел сделать, когда открою дверь, и остановился как вкопанный. Людей было трое. Первый стоял возле лошадей и держал ближнюю ко мне под уздцы, второй что-то поправлял сзади экипажа, а третий, ожидавший меня непосредственно у двери экипажа, приветственно развёл руки в стороны и радостно направился ко мне. В левой руке он держал трость, но управлялся ей виртуозно, как будто бы она слушалась его как хорошо выдрессированная собака. На голове возвышался чёрный цилиндр.

– Господин Сказочник! Как я рад вас видеть! Сколько же замечательных слов я слышал в ваш адрес, но вот сейчас, когда я вижу вас своими глазами, я вижу: всё полнейшая ерунда!

Сияя глазами, он двигался на меня. Не знаю почему, но в сиянии его глаз была такая сила, что я сам не заметил, как пошёл ему навстречу, открывая объятия, хотя ничего подобного делать не собирался.

– Вы ещё лучше, чем всё, что мне о вас рассказывали!

На последнем слове мы встретились. Он обнял меня по-дружески, будто мы век были знакомы, и я, что самое удивительное, тоже обнял его в ответ. Никогда до этого я не приветствовал так человека, которого видел первый раз в жизни. Когда же эти горячие объятия остались в стороне, я оглядел этого господина.

Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако и не так, чтобы слишком молод. Костюм на нём сидел безупречно, легко. Двигался он самым безупречным образом. Оставлял такое впечатление, что невозможно было подумать, что можно было встретить его как-то иначе.

– Прошу вас пройти в Музей! – пригласил я.

– О! Благодарствую за приглашение!

Фраза была столь витиевата, что я не понял, как вести себя дальше и несколько шагов мы прошли молча. Поднявшись по ступенькам, гость задал тяжёлый для меня вопрос:

– Всё ли благополучно в вверенном вам храме красоты и мудрости?

Я, признаться, сначала улыбнулся и заверил, что дела обстоят самым лучшим образом, а только потом понял, что «храм мудрости и красоты» – это Музей.

В дверях он галантно пропустил меня вперёд, а в прихожей возник уже с другой стороны, как будто бы обвивал меня подобно змее.

– Не сомневаюсь, что при ваших талантах сие заведение расцветает и благоухает, подобно розе в самый сок её цветения! – при этих словах он так сладко улыбнулся, что голова моя пошла кругом. Я ничего не понял, только почувствовал сладость, улыбнулся в ответ и проводил посетителя в Выставочный Зал.

3

Мы вошли в Выставочный Зал и остановились напротив Мутного Зеркала. Его поверхность слила вместе наши силуэты. Мы были одного роста, приблизительно одной комплекции и мне показалось, что если наши силуэты поменять местами, то никто не сможет заметить разницы.

– Сто восемьдесят лет тому назад злой тролль заточил в этом зеркале столько холода и зла, сколько нет сейчас на всём земном шаре, – начал рассказывать я. – Но вы можете не беспокоиться: Музей полностью контролирует этот экспонат, благодаря чему вы можете стоять в двух шагах от абсолютного зла в полной безопасности!

– О! Как это невероятно интересно! – возликовал Павел Иванович.

– Наш Музей, кстати, располагается в доме, которому около пятисот или шестисот лет. Когда-то давно им владел звездочёт. Благодаря этому есть здесь магическая сила, дающая безопасность при хранении подобного артефакта!

– Тут не приходится сомневаться! – согласился мой посетитель.

– Поэтому можете наслаждаться видом этой вещи и, подчеркну ещё раз, в полной безопасности!

– Я искренне наслаждаюсь! – почти пропел мой собеседник. Правдивость его слов не оставляла у меня никаких сомнений. Этот человек оставлял впечатление свободного, искреннего и душевного. Я помнил господина Советника, с которым мне было страшно; помнил странного Оливера; безумно одинокого Робина. Ни с кем из них не было хорошо. А вот с Павлом Ивановичем было просто замечательно.

– Как приятно слушать образованного человека, – говорил Павел Иванович. – Знаете, никогда бы не смел подумать, что такая простая вещь как зеркало, а столько всего! Скажите на милость!

Что-то кольнуло меня при этих словах, но мёд, разлитый Павлом Ивановичем в воздухе был таким сладким, что обращать внимание на что-либо ещё было выше моих сил.

– Некоторые приезжают сюда только ради Мутного Зеркала, даже на другое не смотрят! – нараспев сказал я.

– Уверен, господин Сказочник, что сюда ради вас приезжают! Вас послушать! – в ритм моей речи встроился посетитель и расплылся в самой благодушной улыбке, от которой волей-неволей сам заулыбаешься.

– Благодарю вас, Павел Иванович! – краснея от похвал, опустил я глаза в пол.

– Это