Фантастика 2025-129 - Денис Старый

До Лопухина не сразу дошло, насколько угрожающе и вызывающе могли звучать мои слова. Весь, на самом деле, сейчас не так уж и завуалированно прозвучала угроза, что я просто вырежу всех своих врагов. Но, чем прекрасно иносказание, вот эта игра словесного кружева? Прежде всего, тем, что здесь можно сказать практически всё, что угодно, и при этом всегда можно отыграть назад, сделать невинное выражение лица и утверждать, что меня неправильно поняли, это я так, лишь фантазирую.

— Я правильно понимаю, что вы меня угрожаете? — спросил подполковник, и куда только делись его ухмылки и ёрничество.

— Владимир Сергеевич, разве же я какой-то безжалостный убийца? Я лишь вам рассказал о том, как могли бы складываться события в том сражении. Ведь на каждое действие всегда найдется противодействие. И… все мы под Богом ходим, кто знает, сколько нам уготовано, — философски заметил я и перекрестился.

Мой Визави также осенил себя крестом, сделав это, скорее, машинально. Он, наверняка, не ожидал, что я осмелюсь вот так с ним разговаривать. Я прекрасно знаю, какова может быть психология человека, который работает в Конторе, как бы она ни называлась в каком времени. Появляются порой чувства вседозволенности, ожидание покорности от всех и каждого. Кому-то из сотрудников удаётся с этим справиться, кому-то — нет. Ибо все люди, все грешные!

В гостиной установилась тишина. Своего рода состоялся первый раунд словесной баталии, и стороны ушли на перерыв. Однако, фигуры продолжали щёлкать по доске коротко и резко. Никто не разговаривал. Слуги стояли у стены, будто их не было. Только мы двое — и доска между нами.

Казалось, что Лопухин был спокойным и уверенным. Он почти не смотрел на меня. Только на поле. Тем временем, я намеренно подставлял свою пешку, увлекая вражеского ферзя, чтобы эта главная фигура оказывалась под ударом моего слона и ладьи. Всё же из подполковника игрок никудышный.

— Алексей Петрович, вы человек молодой, но я убедился, что не лишены разума. Между тем, вы нарушили порядок. Много кому пришлось договариваться о том, чтоб всё происходило спокойно, чинно, каждый был на своём месте. И тут появляетесь вы… — казалось, что. Лопухин начинает терять терпение, он уже видит, что проигрывает партию, а ведь так, наверняка, ему хотелось проучить наглого юнца и показать мастер-класс игры.

— Если правила основываются на грабеже моего Отечества, мздоимстве, казнокрадстве, убийствах и всевозможных грехопадениях, то такой порядок я готов нарушать всеми доступными для меня средствами, — неожиданно для своего собеседника я проявил жёсткость, добавил металл в голосе, и поставил в разговоре себя на первое место, а подполковник даже вздрогнул.

— Думаете, что я за грехи и воровство служу? Но нужно жертвовать малым, чтобы получать большее! Если начнётся откровенная война между властными людьми, то они не сойдутся в личном поединке, а будут смотреть, как мы, вы и я, начнём резать друг друга. И тогда о развитии губернии вопрос уже не будет стоять, а лишь о том, насколько пострадает и Киевская, и Екатеринославская, и другие губернии от этой войны, — приставая с кресла, обрушившись на стол, да так, что несколько шахматных фигур упали и скатились под стул, возмутился подполковник. — Бумаги отдайте! И отправляйтесь в поместье, чтобы и духу вашего более не было в Екатеринославе! Сидите здесь, женитесь, но не лезте во власть!

— А, если нет, то что? — на контрасте повышенного тона, решительно, но показательно спокойно говорил я.

— За убийство вице-губернатора Кулагина, за попытку присвоения чужого поместья, в частности господина Жебокрицкого, за устройство беспорядков в Ростове с расстрелом и с сожжением людей… Продолжать? Или этого достаточно? — сказал подполковник, будто праздновал победу над великим противником, а теперь стремится всеми силами побежденного принизить.

Он удивительно преобразился: вот, только что был таким угодливым, чуть ли не в друзья ко мне набивался. А сейчас зверь, вот-вот готовый накинуться и вцепиться зубами в горло. Вот только и я не ягнёнок. А что такое блеф, прекрасно знаю.

— Вы может говорите о документах, милостивый государь, которые пророчат имя вашего губернского жандарма? Или о тех документах, в которых чётко указывается, насколько Третье отделение не ловит мышей, и прямо в Ростове находятся огромные партии контрабанды, включая оружие, из которого убивают верных сынов отечества на Кавказе? Или о бумагах где точно можно понять, что вы ничего не делали в тот момент, когда вице-губернатор Кулагин, за которого вы так печетесь, насиловал, крал и непомерно наживался с вашего попустительства, — жёстко припечатывал я, при этом не забывая сделать свой ход.

— У вас есть такие доказательства? — удивлённо спросил подполковник.

— Я обязан вам отвечать? Вы приходите и обвиняете меня. Да, я приехал сюда в это поместье, но лишь для того, чтобы осмотреть ту деревню, которую у меня украл сосед Жебокрицкий, который, насколько я уже понял, «верой и правдой» служил жандармерии. Вы же за него еще печетесь? Неужели Третьему отделению настолько безразлично общественное мнение, что они готовы защищать подлеца? — сказал я, посмотрел на шахматную доску. — Я словил вашу королеву. И при любом вашем движении могу её забрать, но, просто, поступлю иначе.

— Отправляйтесь под честное слово в своё поместье, собирайтесь в Екатеринослав, но не берите своих вооружённых… м-м… бандитов. Никак иначе, уж простите, я назвать ваших казаков не могу. Ещё нужно будет и с этим разобраться, откуда и почему у них оружие, и они его применяют в центре губернского города, — несколько растерявшись, говорил подполковник.

— На третий мой ход вам неминуемый мат, — констатировал я. — Что же касается того, что я должен ехать с вами, в данном случае у вас нет ни предписания, никакого на то вышестоящего распоряжения. Я же подчинён губернатору.

— Вашей милости Фабру осталось недолго управлять Екатеринославской губернией, — выпалил Лопухин, и было видно по его выражению лица и испугу в глазах, что сказал мне лишнего, чего я знать не должен.

— Я отправлюсь Екатеринаслав через три дня, как только решу важнейшие дела в своём поместье. Деревня, которая принадлежит мне по инвентарю, останется за мной. И дело даже не в том, что я уверен в исходе судейского решения, что оно будет справедливым, дело в том, что крестьяне просто окажутся без средств существования и наступит голод. И уж только потом, не по вашему требованию, а лишь по моему желанию, я прибуду в Екатеринослав, — уведомил я подполковника в своих планах.

Подполковник пожевал